Пока мы не встретились - Карен Рэнни Страница 6

– Я служил с капитаном Дуннаном, мадам. – Монкриф поклонился. – К несчастью, именно мне выпала тяжелая обязанность сообщить вам о его смерти.

Лицо женщины исказилось. На мгновение Монкрифу показалось, что она сейчас разрыдается. Он пришел в ужас. О Боже!

– Я приехал сюда, чтобы выразить вам свое соболезнование, – добавил он, надеясь, что беседа удержит ее от слез.

Взгляд женщины стал отрешенным. Казалось, она не понимает, что следует делать дальше. Монкриф протянул ей руку, желая предложить помощь, но она посмотрела с недоумением, как будто не понимая значения этого жеста. Тогда он сам положил ее руку на свой локоть и осторожно подвел Кэтрин к дивану.

Полы пеньюара распахнулись, обнажая ноги ниже колен. Монкриф подобрал одеяло, укрыл Кэтрин и сел рядом. Опустив взгляд, он заметил босую стопу, изящную и тонкую, пальцы которой нервно постукивали по доскам пола. Внезапно все разочарование, которое принес ему этот визит, исчезло. Осталось одно только сострадание.

Кэтрин не отрывала взгляда от его лица, она смотрела с надеждой и ожиданием. У Монкрифа сжалось сердце.

– Расскажите мне о нем, – едва слышно проговорила она. – Расскажите о Гарри.

В глазах женщины блестели непролитые слезы, губы дрожали. Монкрифу еще никогда не приходилось видеть человека, столь убитого горем. Ему хотелось позвать служанку, чтобы та принесла тапочки, уложить Кэтрин в постель, укутать и заставить выпить что-нибудь теплое. Лишь тогда он будет готов рассказать ей, что Гарри Дуннан был вовсе не достоин такой всепоглощающей скорби. Он протянул к женщине руки, и та вложила в них свои ладони. Подобная бесхитростная доверчивость растрогала полковника.

– Пожалуйста… – прошептала Кэтрин и откинула голову на деревянное изголовье дивана. Казалось, у нее не осталось сил поддерживать тело в прямом положении.

Монкриф задумался, пытаясь вспомнить хоть что-то, представляющее капитана Дуннана в выгодном свете. Гарри играл и остался должен почти всем в полку. Жестоко обращался с лошадями. Был бесшабашно смел и часто подвергал ненужной опасности жизни других. К тому же Монкриф подозревал, что капитану просто нравилось убивать. Во время осады Квебека Дуннан проявил себя яростным воином, всегда готовым к схватке. Но ведь ни один человек не состоит из одних только пороков.

– Он был очень привлекательным, – наконец проговорил Монкриф, испытывая облегчение оттого, что вспомнил нечто хорошее. – И очень хорошим солдатом.

Кэтрин кивнула и отняла у него свои руки, не отрывая глаз от его губ – она ловила каждое слово.

– Он был отличным стрелком, настоящим снайпером.

Кэтрин слабо улыбнулась, и Монкрифу показалось, что эта фраза пробудила некие приятные воспоминания.

Наступило молчание. Монкриф лихорадочно пытался вспомнить еще что-нибудь хорошее о Гарри. В холле пробили часы. Пора было уходить. За окном поднялся ветер, разогнал туман и принялся швырять опадающие листья наземь. Призрачное очарование утра исчезло, наступил просто еще один холодный осенний день.

Вошла служанка с подносом, быстро взглянула на хозяйку, не получила от нее никакого знака, поставила поднос рядом с диваном и едва заметно улыбнулась гостю. Монкриф с благодарностью кивнул в ответ – ее появление смягчило неловкость, сейчас ему будет легче уйти.

Луч солнца упал на каштановые волосы девушки. Монкриф невольно вспомнил свои прежние мысли о Кэтрин. Эта хрупкая, почти прозрачная женщина не могла быть той, с кем он переписывался почти год. Эта была явно не в себе.

– Я подала угощение, мадам, – сказала, служанка и присела в книксене. – Булочки с изюмом и чай.

– Иногда мне кажется, что я слышу его голос, – проговорила Кэтрин, словно не услышав ее слов.

Монкриф поражение смотрел на прикрытые глаза женщины, на ее блуждающую улыбку.

Служанка прикрыла губы ладонью, как будто стараясь скрыть улыбку. В ее глазах плясали веселые чертики. Казалось, девчонку забавляло беспомощное состояние хозяйки.

– Спасибо, – произнес Монкриф, отпуская ее. Девушка снова присела в поклоне и вышла.

Судя по всему, о Кэтрин здесь никто не заботился, никто не следил, чтобы она ела, чтобы была прилично одета. Никто не поинтересовался визитером, не предотвратил ее появления в таком виде перед незнакомцем.

Монкриф положил ладонь на пальцы Кэтрин.

Она подняла на него глаза, рассеянно высвободила руку и достала из кармана пеньюара зачитанное письмо. Монкриф тотчас его узнал. Он сам написал его, вовсе не задумываясь над тем, что Кэтрин станет дорожить его словами так же, как он дорожил ее письмами.

– Я слышу его голос в письмах. Разрешите, я прочту?

Он покачал головой, но Кэтрин ничего не заметила, развернула страницу и стала читать:

«Если бы ты видела здешнее небо! Оно более чистое и ясное, чему нас, но, странное дело, оно напоминает мне о доме. Я невольно жду, что увижу там сокола, а под ногами – вереск. Надеюсь вдали разглядеть скалистый лик Бен-Невиса. Вереска здесь нет. Из-под утесов не выбегают шустрые студеные ручейки. Земля здесь девственна и пустынна. Человек еще только начал покорять ее. По сравнению с этими местами Шотландия кажется мне добрым товарищем, всегда готовым помочь человеку выжить, как будто наша страна признает, что жизнь сама по себе достаточно трудное испытание. Здесь все иначе – здесь природа противник и антагонист.

Иногда мы встречаем иезуитов. Один из наших индейских проводников сказал, что иезуитский проповедник – это худшее из зол. Индейцам не нравятся бороды на лице. Лысин они тоже не одобряют. Таким образом, иезуит для них – это двойное воплощение дьявола».

Кэтрин слабо улыбнулась. Она не чувствовала нарастающего смущения гостя.

Будучи командиром, Монкриф всегда старался сохранять дистанцию с подчиненными. Ему было трудно поддерживать дружеские отношения с людьми, которых приходилось посылать в бой. Время, проведенное в Северной Америке, было временем одиночества, и Монкриф скрашивал его перепиской с Кэтрин, сам перед собой притворяясь, что она принадлежит ему, ее заботы – его заботы и ее обращение в начале письма – мой дорогой – предназначалось только ему.

Каким же он был идиотом!

Кэтрин обеими руками прижала письмо к груди, снова закрыла глаза и стала читать наизусть. В словах не было ничего особенного, отчего они могли бы врезаться в чью-либо память, но для Кэтрин они, видимо, стали единственной нитью, связывающей ее с погибшим мужем, которого она боготворила.

О Боже, что он наделал!

«Мне кажется, что викарий слишком часто навещает тебя. Ему следовало бы заботиться не только о твоем благополучии, но и о благоденствии всего прихода. На твоем месте, Кэтрин, я бы дал ему понять, что добрыми делами можно заниматься не только в нашем доме.

Что касается служанки, то я полагаю, ты была права, отпустив Доркас и дав ей участок земли. Такая верная и искренняя служба должна быть вознаграждена».