Слишком редкая, чтобы жить, или Слишком сильная, чтобы умереть - Юлия Шилова Страница 6

– Я вашему отцу привезла лекарство, –сказала я на случай, если они вдруг подумают, будто мне от отца что-то нужно.

Отец водил меня по комнатам. Показывал мебель,которую для него сделали заключенные. Шкафы, полки, стенка, многочисленныесувениры... А я заглядывала в окна и с ужасом смотрела на вертухаев, стоящих натак называемых вертухайках, охраняющих зону.

– Папа, а наша с мамой мебель где? – навсякий случай поинтересовалась я, обойдя квартиру. – Когда ты от насуезжал, ты же все вывез, даже тарелки не оставил.

Отец опустил глаза и тихо спросил:

– Тяжело вам, поди, с мамой было?

– Выкарабкались, – так же тихо ответилая. – Мама день и ночь пахала на работе. Я в круглосуточном садике.

– У тебя мать очень гордая.

– Это у нас семейное, – с вызовомответила я. – Ладно, папа. Я пойду. А то твоя жена вернется, увидит меня,и у тебя будут проблемы.

Отец прижимал к груди лекарство и смотрел наменя растерянно.

– Доча, значит, у вас с мамой все хорошо.

– У нас все лучше всех, – заверила я.

– Вы молодцы. Ведь я, как сейчас вспоминаю...Поселок Восьмая Шахта, убогая квартирка, перекошенная лестница и точно такой жеперекошенный дом, из которого уже давно нужно всех выселить...

– Папуль, да мы уже давно не живем в томпоселке. Мы не сдохли с голоду, и у нас все отлично. Мы ни на что не жалуемся,потому что не умеем.

– Да я вижу. Ты на машине ездишь. Откуда удвадцатилетней девушки такая дорогая машина? Я вот всю жизнь проработал...

– Папа, зачем тебе это? Не такая уж она идорогая. Тебе было бы приятнее услышать, что мы сдохли с голоду, сломались иумерли в одиночестве?

– Да что ты, доченька. Просто я вотпоразмышлял... что если бы можно было начать все сначала...

– Папа, ты о чем?

– О том, что и я не нашел то, что искал. Я вотподумал... если б можно было опять быть вместе: я, ты и твоя мама.

Поняв, что на отца накатила непонятная волнараскаяния, я посмотрела на часы и спешно произнесла:

– Мне пора. Лекарство закончится, звони.

– Ты только скажи... ты бы не против была,если мы снова втроем: я, ты и твоя мама...

– Пап, да не нужен ты нам. Ни мне, ни маме. Итебе это не нужно. Мы столько лет без тебя жили и ведь, если разобраться,неплохо жили. Можно даже сказать, хорошо. Главное, что я тебя нашла и увидела,какой ты стал. Ты увидел, какой стала я. В конце концов мы оба имели право наэту встречу.

– Доча, я тебя, наверно, разочаровал.

– Нет. Я тебя именно таким и представляла Отецпошел меня провожать и вновь, остановившись у машины, погладил ее по капоту.

– Ну, доченька, ты даешь. Такая машина... Дажестрашно представить, сколько она стоит.

– Папа, а ты чужие деньги не считай.

– Ты, честное слово, молодец... Из такойнищеты... – не обратил внимания на мое замечание отец. – Жениха,наверно, богатого нашла.

– Папуль, богатые женихи бывают только всказках, – заметила я и села за руль. – Я в этой жизни привыкларассчитывать только на себя и на свои силы.

Я отъезжала от дома отца с тяжелым сердцем. Ондолго смотрел мне вслед, и я видела в его глазах слезы. Слезы были не только вего глазах, но и в моих... Тогда я не знала и не могла знать, что вижу его впредпоследний раз...

В следующий и уже последний раз я увидела отцана автобусной остановке в моем городе. Он был пьян. Сидел на лавочке с какой-тосеткой и пустыми бутылками. Я не сразу его признала, но на светофоре сердцеекнуло. Я остановила машину, вышла и... села рядом с ним на лавочку.

Я обратила внимание на то, что он очень плоховыглядит и от него несет стойким перегаром. Жуткие бородавки на лице...Немыслимая сетка с пустыми бутылками в руках. Отец мне обрадовался изаплетающимся языком стал говорить, что так и не нашел счастья.

– Доча, сидишь такая холеная. Тебе нет дела доотцовых переживаний...

– Папа, тебе не было до меня дела ровновосемнадцать лет. Кто виноват, что ты сам себе дал пожизненное заключение? Я нехоленая. Я просто не захотела жить той жизнью, в которой ты меня оставил. Пап,ты давай, не болей больше. Выздоравливай и будь счастлив.

Но отец не выздоровел и уж тем более не сталсчастливым. Он умер через пару месяцев после нашей последней встречи. Я хотелавновь привезти ему лекарство, но узнала, что ЕГО БОЛЬШЕ НЕТ.

До сих пор прокручиваю в голове ту последнюювстречу. Если бы знала, что она последняя, уделила бы ему побольше времени, нооткуда я могла знать... Я даже его испугалась: мятый плащ, невнятная пьянаяречь, неприятный запах... Он попросил подвезти его до дома, но я несогласилась. От него так несло перегаром, и я сказала, что в таком виде никуда егоне повезу. Пусть ждет автобус.

Если бы знала, что это последняя встреча,обязательно бы подвезла, выслушала и постаралась помочь. А тогда меня охватилонеприятное раздражение от того, что «раскаяние» отца наступило слишком поздно.Да и раскаянием это сложно назвать. Как говорят, плакал не он. Плакала водка...Тогда мне не хотелось заморачиваться переживаниями человека, который даже недумал о том, как я в детские годы переживала, что он не поздравляет меня с днемрождения. Я ждала и почему-то чувствовала себя ущербной... Если обо мне непомнит родной отец, значит, у меня что-то не так... Я очень ждала! Бываютбывшие жены, но бывших детей не бывает. Я же оказалась всего лишь его бывшимребенком...

Папа, я горжусь тем, что мы с мамойвыкарабкались из черной беспросветной ямы без твоих алиментов и хоть какой-топомощи. Когда-то мы остались в совершенно пустой квартире и первую ночь спалина одолженном у соседки одеяле с одной подушкой. И ничего. Тебе же матрасы иодеяла были нужнее... Нет, я ни в коем случае не держу на тебя зла. Наоборот.Благодаря тебе на этом свете появилась я. Большое тебе за это человеческоеСПАСИБО.

Вот так я познакомилась и попрощалась со своимотцом. Потом, когда я уже стала известной писательницей, мне стали звонить егодети и говорить о том, что они мои братья и сестры. Мол, нужно родниться.

Извини, папа, но это ТВОЯ ЖИЗНЬ, и я к нейникакого отношения не имею. Ты никогда не приглашал меня в свою семью, никогдане знакомил со своими женами и детьми. Я была в твоей квартире всего один раз,когда мне было двадцать лет, ровно пять минут, но со мной даже никто непоздоровался.