Разведены и непредсказуемы - Валентина Седлова Страница 6

Раечка считает, что в ее тридцать семь трех любовников зараз она не потянет, поэтому развлекается попроще, вымещая свою злобу на продавцах-мужчинах. Она непревзойденный мастер тянуть жилы из жертвы, и, как выяснилось, именно ее до икоты боялся официант из кафе. Своим язычком Раечка могла побрить кого угодно, даже кактус после тесного знакомства с ней потерял бы все колючки и скукожился, мечтая провалиться сквозь землю.

Но всех, разумеется, превзошла сама Зинаида, которая, на взгляд Ники, неплохо сохранилась для своих сорока двух лет. Она отличалась тем, что выбрала своей целью совсем юных мужчин, не перешедших еще и порог двадцати лет. Когда она рассказывала, как калечила психику пареньков, которым не повезло встать у нее на пути, Ника пару раз не удержалась от гримасы. Нет, это уже слишком: врага надо выбирать равного тебе по силам, что толку измываться над тем, кто не может дать тебе отпор? Прямо-таки избиение младенцев получается! И каково потом придется этим парням?! Сколько женщин они сделают несчастными только из-за того, что им когда-то не повезло попасться на крючок злопамятной Зинаиды?

Взвесив и так и сяк полученную информацию, Ника решила, что пока поработает в этой редакции, а там видно будет. Если дамы не будут к ней привязываться и требовать непременного участия в мероприятиях клуба, просто превосходно! В конце концов, про активное членство ей вчера никто и словечком не намекнул, значит, это дело сугубо добровольное. А она хотя и зла, что греха таить, на ветреника Мишку, все равно не собирается устраивать крестовый поход на мужчин. Они ей еще пригодятся!

Желудок настырно заурчал, требуя завтрака, и Ника вновь полезла в холодильник за колбасой и аджикой. Мишка всегда ругал ее за эту привычку — макать ломтики «Докторской» в банку со жгучей приправой, запивая все сладким горячим чаем. Кричал, что так недолго себе язву заработать, непременно надо закусывать хлебом, а лучше и вовсе отказаться от огнеедских наклонностей. И ведь надо же: его рядом нет, а привычка прислушиваться, не идет ли он в кухню, все равно осталась. Впрочем, говорят же, что время все лечит, — значит, и она рано или поздно окончательно отвыкнет от своей порченой «половинки», которая и не половинка вовсе, а так, хамелеон-приживала.

С Мишки мысли Ники вновь скакнули к ее коллегам по работе. И все-таки: насколько колоритная парочка — Зинаида и Раечка, редакторша и ее помощница! Внешне — полная противоположность друг другу. Зинаида — крашеная коротко стриженная блондинка с мощными плечами и полной грудью, которая с трудом удерживается кружевным бюстгальтером. Мордашка совершенно не симпатичная (по крайней мере на взгляд Ники): губы у нее тонкие и вечно поджатые, нос чуть крупноват, глаза близко посажены, а веки практически лишены ресниц. Да и брови у нее какие-то… больные, что ли? Словно правила она их, вошла во вкус, да и выщипала все на корню, а потом спохватилась и нарисовала карандашом новые. А вот Раечка, да особенно на фоне собственной начальницы, выглядит прямо-таки писаной красавицей! У Ники она почему-то ассоциировалась с лисицей-чернобуркой. Может быть, из-за несколько восточного разреза глаз вкупе с волосами цвета воронова крыла, а может быть, из-за характера. Вечно себе на уме, помалкивает да перед Зинаидой выслуживается. Впрочем, даже это у нее изящно выходит, предельно естественно. Обычно смотришь на таких вот «офисных пресмыкающихся», и на душе гадливо становится — заискивают, угождают, комплиментами к месту и не к месту сыплют — тьфу! А Раечка очень тонко свою игру ведет, не унижается и не лебезит. Словно они с Зинаидой и впрямь подруги — одна старшая, другая младшая…

Хотя какое ей дело до этих двух? Ника помотала головой. Понятно, конечно, что ни с Зинаидой, ни с Раечкой ссориться не стоит, впрочем, она как бы и не собиралась этого делать. Лишь бы ее не трогали и в свой странный клуб силком не тащили. В конце концов, они просто работают вместе — все. Ее личная жизнь и пристрастия не должны волновать коллег никаким боком. А если они дойдут до такой бестактности, что попытаются навязать ей собственные правила, — что ж, как ни печально, придется с ними расстаться.

Впрочем, что это она все о грустном да о грустном? Может быть, этот клуб разведенок окажется одним из самых забавных приключений в ее жизни? Нечего себя заранее накручивать, пусть все идет как идет…

* * *

– Ну, ты как? Скрипишь, старина?

– Уже в норме! Еще денек-другой поваляюсь и вернусь. — Седовласый представительный мужчина в кресле-качалке улыбнулся своему собеседнику, вольготно расположившемуся напротив него на перилах веранды.

– А мне сдается, что ты, братец, на ладан дышишь и, не дай Бог, через месяц-другой коньки откинешь.

Сказанное совершенно не вязалось ни с тем веселым тоном, которым собеседник сообщил это седовласому, ни с его хулиганским подмигиванием.

– Вот как? — оживился седовласый. — И что в этот раз у тебя на уме, Егорка?

– Стареем мы с тобой, Серафимушка, — вздохнул Егор. — Тебе шестьдесят пять стукнуло, мне пятьдесят восемь. Многого мы с тобой в этой жизни добились, не грех и гордиться. Но только вот, положа руку на сердце, а не хотелось бы тебе иной раз послать все к черту да отдохнуть после трудов праведных? Карпа в пруду половить, кроссворды погадать, внуков понянчить?

– Ох, по больному месту бьешь, Егорка! — грустно усмехнулся Серафим. — Сам ведь знаешь, что уйди мы — и рухнет все. Растащат нашу фирму по кусочкам, разорвут акулы! Давно мы уже у многих как кость в горле торчим. А что до внуков… Я Николя только благодаря любезности Мари и вижу. Не радует меня сынок, даже жениться до сих пор не соизволил, хотя согласись: милей Мари барышни не найти. Ведь любит она его, шалопая! Несмотря ни на что, любит! А он все по курортам развлекается да горничных лапает! Испортила его мать, избаловала вконец, — вот и пожинаем горькие плоды… Да что теперь об этом толковать!

– А ты не хотел бы все изменить?

– Полагаю, у тебя уже есть готовый план?

– Обижаешь! Стал бы я иначе тебя беспокоить!

– Так озвучь его, братец, изволь! — Серафим поудобнее уселся в качалке, приготовившись слушать.

– Объявим мы нашим детишкам, что ты у нас лежишь при смерти, по поводу чего виллу нашу загородную не покидаешь и к делам не способен. Это мы с тобой знаем, что у тебя всего лишь первый звоночек прозвенел, ну а им это ни к чему, пусть поволнуются маленько, им полезно.

– А с Анфисой как быть?

– Женушка твоя всегда паникершей была, так что ее обмануть ничего не стоит, — отмахнулся Егор. — Опять же ей с больным мужем сидеть не с руки, у нее светская жизнь ключом бьет, так что тебе она надоедать не станет. Заедет на полчасика, покудахчет, да и обратно лыжи навострит.

– И кто же тогда со мной сидеть будет, ежели я весь такой больной?

– Я, — подмигнул Егор, поощряя брата продолжать.

– А фирму мы на кого оставим?

– На мальчишек. Пусть привыкают к ответственности да зубки точат. Пора им уже матереть, и так уже загулялись без меры. А мы пока, суд да дело, за ними понаблюдаем со стороны, да и подстрахуем маленько, а то мало ли что! А потом и выберем, кто лучше с работой справляется, кому из них управляющим быть.