Дикая роза - Анита Миллз Страница 6

– Это из-за него мы голодаем, как беспомощные дети, – разгневанно ответил им Толстый Лось. – Ради нас всех он должен был убить эту белую женщину на том самом месте, где нашел ее, но он не сделал этого, он привел ее к нам жить, а вместе с ней и злого духа, приносящего нам несчастья. Кто из вас скажет, что это не так? До того как пришла Далеко Бредущая Женщина, здесь было много бизонов, и никто из нашего племени пенетака не был голодным, а сейчас они почти все исчезли, и все мы умираем с голоду! А куда подевались олени? Антилопы? Кроликов и тех не осталось! Так вот, они все сбежали из-за этой женщины! Дух, который сидит в ней, должен уйти, иначе мы все погибнем!

– Ты бы и сам мог убить ее, но твое колдовство оказалось недостаточно сильным, и ты испугался ее, – напомнил ему Молодой Бык и, с задумчивым видом потирая подбородок, добавил, как бы размышляя вслух: – Зато теперь, когда Меткий Стрелок заберет ее к своим, Хейуорт даст нам еду.

Хэп обвел взглядом шеренгу внезапно примолкших мрачнолицых команчей и подумал, что, кажется, влип в скверную историю. Маленький мальчик в изорванной набедренной повязке и потрепанных гамашах, ребра которого торчали наружу над вздувшимся животом, вдруг злобно выпалил:

– Тейяно!

Стоящая рядом женщина поспешила спрятать малыша за спину, прошептав при этом: «Тондехвахка» таким тоном, как если бы Хэп явился к ним прямо из ада. Что ж, они хорошо знали, кто он такой, и особого восторга при его появлении не испытывали.

Сейчас он был настолько слаб, что не смог бы справиться и с мухой, но прекрасно понимал, что не должен показывать это. Ему надлежало вести себя так, как будто он оказался здесь не случайно. Увидев перед собой очень рослого, некрасивого индейца, он поднял в знак приветствия левую руку:

– Мое почтение. Я – Уокер, Хэп Уокер.

Индеец с гордостью постучал себя в грудь:

– Моя – Молодой Бык, очень даже большая вождь.

Говоря на ломаном языке и помогая себе жестами, он тут же принялся, насколько мог уразуметь Хэп, горько жаловаться, то и дело ударяя для выразительности кулаком по ладони:

– Люди приходить, говорить – мирно жить. Нет еда, нет табак, нет… – Он остановился, подыскивая нужное слово, затем добавил: – Ничего нет.

Он в гневе возвысил голос и угрожающе заключил:

– Для Молодой Бык – нет еда, нет мир!

– Ну, знаешь, ты не по адресу обратился, – возразил Хэп, не совсем уяснив, в чем суть жалобы индейца. – Поговори лучше с Хейуортом.

– Хейуорт! – фыркнул индеец. – Она говорить: нет еда! Смотри, – требовательно произнес он, указывая на истощенного ребенка. – Люди приходить, говорить, – мирно жить, но не приносить еда.

Вождь некоторое время быстро жестикулировал, затем напористо продолжал:

– Ты ему надо сказать – давать еда! Мы не держать пленники, только одна белый женщина! – И он для убедительности поднял палец. – Больше нет!

Несмотря на туман в голове, Хэп начинал догадываться, что Хейуорт, квакер из агентства, требует от индейцев освобождения всех пленников в качестве условия выдачи продовольствия.

– Ну так и отвези ее в агентство, – посоветовал он.

– Отвезти – нет, – непреклонно заявил Молодой Бык.

– Но ты же не хочешь, чтобы сюда явились синие мундиры, так ведь?

Вождь покачал головой:

– Молодой Бык не запереть, как Сатанту! Ты отвозить – отдавать Хейуорту. Сказать ему – давай еда!

Теперь во всем этом начинал просматриваться какой-то смысл: с тех пор, как предшественник Хейуорта позволил полковнику Грирсону арестовать Сатанту, индейцы – и кайова, и команчи – стали относиться к солдатам Форт-Силла с подозрением. Молодой Бык хотел избежать возможных столкновений с ними, для чего и отсылал свою пленницу с Хэпом. Ну а он, Хэп, был не в том состоянии, чтобы брать ее с собой. Он даже не был уверен, что сам доберется туда. Ему и так стоило огромных усилий не потерять сознание прямо тут, на месте.

– Все это хорошо, но я не…

Однако вождь уже отвернулся от него и отрывистым, лающим голосом отдавал какие-то распоряжения крайне изможденной скво, которая сразу вслед за этим исчезла за типи. Снова повернувшись к Хэпу, он досадливо всплеснул руками и, продолжая настаивать на своем, сказал:

– Женщина плохо для Молодой Бык – злой дух. Ты отвозить. Молодой Бык не нужна она.

Хэпу нужно было поскорее уносить ноги. Его трясло то от приступа жара, то от внезапно накатывающего озноба. Он легонько толкнул коленом своего верного Реда, но прежде чем лошадь успела сдвинуться с места, индеец остановил ее, ухватившись за поводья, и решительно произнес:

– Не ехать.

А в это время жена вождя Маленькая Рука c другой стороны типи подняла истрепанную полу палатки и позвала:

– Салеавеа!

– Убирайся! – прохрипела Энни.

Энни повернулась на другой бок, лицом ко входу, и увидела через просвет, что там косыми, почти горизонтальными струями идет дождь со снегом. Внутрь ворвался бушующий за стенами ветер, обдав Энни холодом. Было очевидно, что индианка боится входить, но потом она все-таки несмело ступила через порог, по-прежнему держа в руке полу типи и готовая в любой момент броситься наутек. Ее бегающие черные глаза обшарили внутренность типи с испугом, словно она боялась быть схваченной сидящим внутри Энни неведомым злым духом.

Подняв один из лежащих грудой камней, загораживающих дыру в стене, она швырнула его в Энни и, попав ей в плечо, крикнула, что нужно вставать, так как Молодой Бык требует, чтобы она вышла к нему. Для большей убедительности она нагнулась за другим камнем, но выронила его, увидев, что Энни приподнялась и села. Широкое, плоское лицо индианки расплылось в улыбке. Пятясь из палатки, она манила Энни за собой с таким видом, будто та была ребенком.

Хотя Энни была сравнительно тепло одета – на ней был причудливый наряд из гетр с бахромой и рубашки из оленьей кожи, натянутой поверх выцветшего ситцевого платья, – тем не менее, она дрожала от холода. Подобрав с пола потрепанное армейское одеяло и сложив его так, чтобы дыры с пятнами крови оказались с наружной стороны, она завернулась в него и, прижимая к себе, нетвердыми шагами последовала за Маленькой Рукой. Она чувствовала такую слабость, что едва держалась на ногах.

Дующий между палатками ветер тут же стал хлестать ей в лицо острыми дробинками снежной крупы. Тонкий слой льда потрескивал под изношенными мокасинами, когда она наступала на него. Обойдя типи с другой стороны, она увидела кучку команчей, сгрудившихся вокруг какого-то всадника. Когда она рассмотрела, что это белый, у нее бешено заколотилось сердце. Он некоторое время молча смотрел на нее, а затем пробормотал:

– У нее такой вид, будто она сама смерть, которую чуточку отогрели.

– Она не болеть, не повредиться, только сойти с ума, – произнес Молодой Бык, словно оправдываясь. – Совсем целый женщина.