Сломя голову - Дэм Джули Страница 6

«Проклятие! — думала я. — Неужели во всем мире не нашлось действительно важных новостей?»

«Интернэшнл геральд трибюн» проявила милосердие, поместив внизу на первой полосе небольшой, не очень четкий снимок «бойни у «Шанель»» в качестве «затравки» для дальнейшего обзора показа мод. Я быстро пролистала страницы, отчаяние проявилось в виде нервного тика правого глаза. Когда я нашла статью, то тем не менее рассмеялась. Хотя в любой другой ситуации я, пожалуй, ругалась, если бы они так исковеркали мое имя.

Но несмотря на это, не могло быть и речи о моем присутствии на сегодняшних показах. Исключено. И не важно, что там говорил Родди по поводу того, чтобы проявить характер, сохранять выдержку и улыбку на губах и прочего. Нет уж, спасибо, я скорее готова была умереть с улыбкой на губах. Ладно, редактор велел мне найти о чем написать. Но ничего не сказал о том, что я должна писать непременно о показе мод. Кстати, я не смотрела тот старый фильм Роберта Альтмана, в котором Джулия Робертс и Тим Роббинс играют журналистов, наблюдающих за показом мод по телевизору. А ведь это отличная мысль!

Расписание гардероба — прочь, на помойку! Я натянула свою «походную униформу»: черный кашемировый свитер с воротником «хомут» от Прада, джинсы «Левис» и любимый кашемировый палантин от Лейни цвета темного бургундского, который защищал меня лучше любого секьюрити. Но, как бы там ни было, я была в Париже — и поэтому надела туфли от Лабутена, купленные накануне… «Накануне кошмара», — подумала я, как в мелодраме. Чувство юмора начало потихоньку возвращаться. Хороший симптом.

Я быстро просмотрела «модный» ежедневник, чтобы узнать, что должно состояться сегодня (и понять, каких мест надо избегать, чтобы не столкнуться со стаей поклонников моды). В сущности, на правом берегу опасности не было почти никакой. Если же я хотела быть в полной безопасности, следовало держаться подальше от баров и ресторанов со звездой Мишлен.

Внимательное изучение записной книжки в наладоннике «Палм» повергло меня в разочарование. Чуда не произошло, информация подтверждала меру моего вчерашнего унижения. Один мой коллега наверняка прочел обо всем в «Интернэшнл геральд трибюн». Другая сама писала о случившемся в «Интернэшнл геральд трибюн». Этот присутствовал на показе… и этот тоже. Все до одного были в курсе.

И, уже собравшись прекратить это никчемное занятие, я наткнулась на номер Жака, следовавший после Исси, но перед Жан-Полем. (В мире моды было бы неправильно записывать чудеса не по имени, а по фамилиям.) Может быть, ленч с франтоватым бывшим учителем французского как раз то, что мне сейчас необходимо? В моей записной книжке он был единственным человеком, который, я была совершенно убеждена, не видел моего легендарного шоу. Родди мог подождать, статья тоже. Была только среда, и я не собиралась браться за выполнение заказа раньше следующего вторника. И в утешение я напомнила себе, что в любом случае Родди никогда сильно не редактировал мои статьи.

Мысль позвонить Жаку полностью захватила меня, но когда я набирала его номер, то не могла справиться с волнением. Стук сердца напоминал дриблинг баскетбольного мяча, отскакивающего от «пола» моей грудной клетки и подпрыгивающего до горла. Что случилось? Неужели вчерашняя неудача нанесла столь ощутимый удар по моему профессионализму? Ведь мсье Жак был даже не мой тип. Он не был в годах.

Полагаю, старые привычки живучи.

Я откашлялась и несколько раз вслух произнесла: «Здравствуйте». Или лучше сказать «привет»? Я старалась говорить невозмутимо. Узнает ли он мой голос? Попросить ли к телефону мсье Жака? По-французски или по-английски? Что, если он ответит, а я не узнаю его голос? Что, если я начну паниковать и положу трубку?

Знаете, как бывает, когда на коктейль-пати дискутируешь с людьми, которым только что задала гипотетический вопрос, типа «не хотели бы вы изменить свое прошлое, если бы знали все то, что знаете сейчас?» (Возможно, это была попытка репетиции неудачной комедии положений.) Как бы там ни было, я чувствовала себя так, будто мне снова было тринадцать. Только мудрее я не стала. Тогда на мне «зациклился» грубиян Билли Терри-младший, громко выпускавший газы. Спустя две недели он подошел ко мне на уроке физкультуры и предложил прогуляться с ним в лес, чтобы «сделать первый шаг». Я ударила его и больше с ним не разговаривала. Позднее я узнала, что в одиннадцатом классе Билли был отправлен родителями в лечебницу для наркоманов и что он так и не закончил школу. Да, я всегда отличалась хорошим вкусом в отношении мужчин.

Посреди этого дневного затмения я услышала мужской голос, произнесший «Алло?»

— Э-э… Здравствуйте, это Жак? — Довольно всех этих сложных альтернативных решений, проносящихся в моем мозгу.

— Да?

— Это Александра. Из французского класса вашей школы. Мы встретились вчера в «Ле Бон Марше». И ты помог мне выбрать великолепные туфли.

Я вполне осознавала свою досадную привычку — тараторить, когда нервничала. Годы тренировок и даже десять уроков дикции с профессором, похожим на Генри Хиггинса, в Лондоне не сумели избавить меня от нее.

— О, Александра, дорогая, рад тебя слышать. Как туфли — удобные?

Я подумала, не рассказать ли ему, что туфли, которые он выбрал для меня, замешаны в бегстве пользователя (то есть меня) с места столкновения (с супермоделью), но передумала. Лучше избавить его от унижения.

— О, они замечательно меня носят, — ответила я. — Но я хотела узнать, может, встретимся за ленчем? Ты свободен? Неожиданно, понимаю, но у меня как раз образовалось свободное время, а вчера действительно не было шансов пообщаться, поскольку я ужасно спешила и тому подобное, и к тому же, возможно, я была не совсем вежлива? Ох…

И еще у меня дурацкая привычка — не могу прекратить болтать, даже если очень-очень этого хочу.

— Звучит заманчиво, — ответил Жак. — Я могу устроить перерыв в два часа. Ты не возражаешь заехать за мной к «Ле Бон Марше»? Мы могли бы перекусить в кафе «У Полин», а затем немного прогуляться, может быть, до музея Родена. Сегодня отличный денек.

— Ладно. Это будет чудесно, — ответила я. Невероятно. Я помнила, как мсье Жак очаровывал нас историями на французском — конечно, это была часть упражнений для развития навыков восприятия устной речи — о своих прогулках по Парижу, по извилистым улицам и монументальным площадям. «Так романтично!» — вздохнули бы мои одноклассницы и я вместе с ними. Мужская же половина класса, застряв на временной форме imperfait, недоумевала бы, неужели именно это так привлекло внимание девочек. В возрасте шестнадцати лет у меня было совершенно идеализированное представление о каждом уголке музея Родена, где в мыслях я чаще всего находилась с неким учителем французского языка, не обращая внимания на искусство.

Я заставила себя оторваться от телефона, к счастью, не испытывая дальнейшего чувства неловкости из-за своей чересчур долгой болтовни или приступов глупого смеха. Теперь предстояло убить час до того, как настанет «важное свидание», и мне надо было, просто необходимо было поговорить с кем-нибудь.