Маленькая птичка - Дениза Алистер Страница 6

Оливия накрыла ее ладони своими и тихонько погладила их.

— Кэт, мы с тобой обе с самого начала ошибались, правда? Я тоже видела в тебе соперницу, потому что Генрих даже не написал мне о том, что женился…

— Он и это забыл, тупица! — взорвалась Кэтрин. — Про все забывает! А я, когда узнала, что тебе ничего не сообщили, решила, что он просто стыдится меня. — Ее голос опустился до шепота и глаза наполнились слезами.

— Стыдится тебя? — Оливия сжала ее руку. — Даже моя мать не смогла бы подать такой прекрасный ужин, если бы у нее было так мало времени. Я думала, что ты была великолепна, и сказала себе, что обязательно должна у тебя этому научиться. А что касается смелости, так я вчера просто взорвалась! Этот самонадеянный грубиян… кстати, он ведь уже уехал?

— Нет. Они с Генрихом поехали осматривать владения. Мы вчера еще долго разговаривали после того, как ты ушла, и знаешь, он был гораздо любезнее, чем до этого. У него, кажется, много идей, как нам можно помочь.

Сердце Оливии колотилось. Значит, сэр Лоуренс все еще тут. И они вновь встретятся. Его глаза, руки… Она отбросила от себя эти мысли и заставила себя успокоиться. Дура, сказала она себе, человек приехал сюда по делам, ты про это не забыла?

— Сэр Лоуренс сказал, что проведет здесь еще одну ночь. У него есть некоторые предложения. Конечно, он потребует чего-нибудь взамен, но будь я проклята, если представляю, что мы еще можем сделать, кроме того, что уже делаем.

Она окинула взглядом холл, словно что-то могло навести ее на мысль.

— Пойдем, сегодня много дел. Должны привезти рыбу, и если не проследить за этим, то могут привезти слишком мало. — Она встала, расправив свой фартук.

Обед удался на славу. Кэтрин держалась раскованно и словно светилась изнутри в своем мягком розовом шерстяном платье, и Генрих не раз поглядел на нее с одобрением. Он выглядел более жизнерадостно, чем накануне, и вел себя как радушный и гостеприимный хозяин. Кэтрин следила за ним и не давала забывать о своих обязанностях.

Сэр Лоуренс опять постоянно обращался к Оливии, как будто хотел загладить вчерашнюю обиду. Его длинный камзол был сшит из узорчатой парчи с вышитой золотом каймой, грудь украшала золотая монограмма, а бедра обвивал золотой пояс, усыпанный драгоценными камнями. На щеках играл румянец, черные волосы были зачесаны назад. Оливия подумала, что он выглядит просто великолепно, и ей никак не удавалось принять безразличный вид, в чем она только что упорно практиковалась в своей комнате.

Взгляд девушки остановился на его золотой монограмме.

— Это вышила твоя родственница или, может быть, подруга, сэр Лоуренс?

— Я так и думал, что ты должна была заметить это, — ответил он с улыбкой. — Моя тетушка вышила это для меня много лет назад.

— Это очень хорошая работа. Я бы так не смогла.

— Судя по тому, что я слышал, ты слишком строга к себе, Оливия. Мне говорили, что ты лучшая золотошвейка в этой части страны.

Зорко, словно ястреб, он следил за ее реакцией. Оливия не хотела быть пойманной на эту приманку, но любопытство взяло верх.

— Тебе сказала это преподобная матушка? — спросила она тихо, чтобы не услышали Кэтрин и Генрих.

Он кивнул.

— Преподобная матушка очень проницательная дама. Она всегда распознает редкостный талант, если встретится с ним.

Возражение застыло на кончике ее языка: «Почему же тогда она так поспешно избавилась от меня? Разве Генрих был единственным, кто не вносил плату?» У нее была еще масса вопросов, но она изо всех сил сдерживала себя, глядя в свою серебряную тарелку. И все-таки задала один-единственный, вертевшийся на языке:

— Если ты знал, что я хорошая вышивальщица, зачем вчера спрашивал, что я умею делать?

— Мне было интересно узнать, что ты согласна делать, чтобы помочь своему брату. Ведь если хочешь помочь кому-то, сначала нужно узнать, на что ты способен. Мне было интересно, как ты оцениваешь собственное мастерство вышивальщицы.

Она видела, что он пытается ее смутить из-за того, что она вчера не сказала ему всей правды. Но ведь это естественно для человека, не приемлющего хвастовства. И он, конечно, все понимал, но специально ставил ее в неловкое положение.

Сэр Лоуренс, в свою очередь, прекрасно понимал причину сердитой складки, появившейся между ее тонкими бровями. Он бы многое отдал за то, чтобы иметь возможность сказать ей больше, чем сказал. Но почва была чересчур ненадежной, и ему необходимо продумывать свои шаги с большой осторожностью, если он хочет приманить птичку, да так, чтобы она при этом не растеряла слишком много перышек. Птичка уже и так нахохлилась оттого, что он никак не мог удержаться, чтобы ее не дразнить. Ему доставляло несказанное удовольствие видеть, как она вспыхивала, и ее глаза гневно сверкали. Однако нужны терпение и твердая рука, если он хочет приручить эту пташку. И если ему удастся то, что он задумал, то награда будет стоить того, чтобы приложить все усилия. С этими мыслями он повернулся к Кэтрин, которая протягивала ему блюдо с засахаренными фруктами, и поблагодарил ее за чудесный обед.

Когда столы были убраны, обсуждение проблем семьи Джиллерсов возобновилось. На этот раз Оливия и Кэтрин сидели рядом, а мужчины — напротив. Генрих поглядел на свою жену и протянул руку, чтобы ласковым прикосновением успокоить ее, а сэр Лоуренс смотрел на Оливию поверх кубка с вином и думал о том, что тридцать один год, как он живет на этом свете, но не видел ничего прекраснее. Он знал, его следующий шаг будет решающим. Но что потом? Даже он не мог с уверенностью сказать, в какую сторону полетит эта птичка.

— И что же, неужели все так плохо, как ты ожидал, сэр Лоуренс? — спросила Кэтрин.

Он осторожно поставил на стол свой кубок и открыто посмотрел на нее.

— Да, именно так, госпожа Джиллерс, но я думаю, что можно многое предпринять, чтобы изменить ситуацию к лучшему. Кое-что можно сделать сразу, кое-что потребует времени, но боюсь, всем нам будет нелегко до тех пор, пока не начнут появляться реальные результаты.

— Что ты имеешь в виду, сэр Лоуренс? — спросил Генрих, стараясь, чтобы его голос звучал бодро и деловито, хотя он совершенно не представлял себе, что можно сделать без колоссальных затрат.

— Для начала давайте обсудим, что под силу вам самим, без моего участия. Ваши крепостные не смогут работать как следует ни на вас, ни на себя, если вы не создадите для них лучших условий. Они живут как животные. У них почти нет быков, чтобы пахать, и земля на их наделах недостаточно хороша, а то и просто непригодна для дела. А вся хорошая земля — ваша, но на ней некому сеять. Так что тут есть о чем подумать.

Оливия была зачарована тем, как он говорил, как при этом жестикулировал своими сильными, выразительными руками.

Он продолжал:

— Множество хижин брошено после чумы, приусадебные участки тоже пропадают без ухода. Позвольте людям занять их и выращивать себе пищу. Пусть они вспашут землю по опушкам леса…