Проживи мою жизнь - Терри Блик Страница 6

Банкир также ждал звонка Анри Шамблена, которому поручил присматривать за дочерью, осмелившейся воспротивиться отцовскому решению. Зная её въедливость, упорство, если не сказать – упрямство, а также семейную черту доводить до конца даже самые рискованные и безнадёжные дела, обращая почти неминуемое поражение в победу, Поль ни минуты не сомневался, что Майя не отступится и от расследования не откажется. Истинная дочь своего отца, она мастерски умела выглядеть безобидной, доверчивой, привлекательной, располагать к себе любого человека, но именно эти её способности и тревожили больше всего.

Он уже потерял младшую дочь, и отчётливо понимал, что вина в её смерти лежит на нём, и только на нём. И после той жуткой осени, которая уже разверзлась пропастью между отцом и любимой наследницей, страшился потерять старшую.

Вытащив своё длинное поджарое тело из постели, Майя сделала несколько шагов к огромному, до пола, окну и прислонилась плечом к косяку. Финский залив растекался жидким металлом, сопротивляясь хлещущим струям не по-летнему холодного дождя, который на одиннадцатом этаже казался серым душным маревом и превращал панораму города в призрачные картины, так любимые французскими импрессионистами. Всё плыло, не было ни одной точной грани, с отрывистым и гулким грохотом набрякшее небо распарывалось гнилыми полотнищами, становилось всё темнее и глуше. Далеко под ногами мокрые огни на фонарных колоннах расцветали пурпурными и оранжевыми тропическими цветами.

Ветер, штурмующий город, налетал яростным орлом, грохотал проржавевшим железом, гудел и свистел в вентиляционных трубах, швырял пригоршни острой, алмазной воды в стёкла.

Прошедших четырёх часов сна будто и не было, только вместо бокала вина – стакан рыжего апельсинового сока, много чёрного густого горького кофе, пара горячих тостов с маслом и сыром. Мысли дурманным дымом вились вокруг предстоящих встреч. Майя оборвала себя: возможно, предстоящих, потому что неизвестно, что решила для себя Диана и, если даже она согласится, то как надолго её хватит.

На сегодня было много работы. В присланных накануне отчётах засветилось несколько клиентов, которых стоило проверить дополнительно. Обязательно переговорить с Игорем Кислым: в материалах его группы последнее время отмечалась не то чтобы халтурность, но некоторая небрежность, что впоследствии могло привести к неправильному решению. Можно быть гениальным стратегом, но невозможно знать всё досконально. И малейшая ошибка станет первым камешком в лавине, которая и погребёт. Поэтому самая правильная тактика – перехватывать неточности в зародыше.

Что, если передвинуть Кислого с должности заместителя по аналитике финансовых документов на зама по анализу документов по учёту материальных ценностей? Пусть посидит, поворочается в накладных, соглашениях и договорах по хозяйственной части, может быть, это его встряхнёт. Или не трогать пока, обойтись внушением? Или отправить в Екатеринбург на проверку филиала? Тут, конечно, монетку не бросишь – не тот случай. А жаль. Потому что данных для решения мало.

Встряхнув мокрыми после душа кудрями, Майя снова подошла к приоткрытому окну. Стихия будоражила, заставляла нервно нюхать летучий, стылый воздух. Так настороженно, взъерошив загривок, дышит волчица перед вылазкой на охоту. И одежда сегодня – под стать погоде: рубашка цвета мокрой шерсти, с серыми жемчужными запонками, прямые чёрные брюки, чёрный, с серыми вихрями галстук-платок, строгий плащ-шинель.

Включила сигнализацию, вышла, крутанула ключ в замке. Пока ехала вниз, проверила сообщения в телефоне: от Орловой ничего. Лифт опустился прямо на подземную стоянку, где в ожидании хозяйки дремал чёрный «Ягуар».

Влажный асфальт в дрожащем мареве фонарей походил на расцвеченную шкуру потягивающегося питона. Выползающие после ночи, сонно и лениво расплёскивающие лужи автомобили тихонько взрыкивали, будто зевая.

* * *

Охранник привычно вскочил, когда распахнулась дверь, и Майя, махнув полами плаща, словно острыми крыльями, стремительно пролетела в залитый светом строгий вестибюль. Верлен едва обернулась на пост охраны, сомкнутыми в колечко пальцами подтверждая верную реакцию сигнализации на зацепленный на поясе небольшой электрошокер.

Игнорируя стеклянный лифт, перешагивая через несколько ступенек, поднялась на третий этаж, простучала отключающий код на электронной панели и отомкнула кабинет. Отметила для себя, что пора менять набор цифр: когда пароль доходит до автоматизма, легко утратить бдительность.

Щёлкнула кнопкой и, когда проснувшийся компьютер негромко загудел, прошла в закруглённую нишу, где были отдельные двери в душевую, небольшую гардеробную, а на полочках и столе – всё, что необходимо, чтобы принять гостей на рабочем месте. Кофемашина уютно заурчала, и на весь кабинет поплыл горький, дымно-древесный, с едва уловимыми нотами трубочного табака, гвоздики и чёрной смородины любимый аромат.

Подошла к рабочему столу: на чёрной гранитной столешнице разворошённые листы – неоконченные ею карандашные наброски, в которых угадываются знакомые тонкие профили, захлебнувшиеся листопадно-кинжальным ветром, сбоку – таблицы с кодами и пометками, коробочка с бумагами для коротких записок – из-за предстоящей встречи в субботний вечер всё это оказалось брошенным и пролежало, доступное кому угодно, больше суток.

Майя ругнулась на свою внезапную беспечность, пристально посмотрела на положение бумаг – уборщица не притрагивалась. Начала быстро и аккуратно разбирать. Таблицы – в уничтожитель, новые – на печать, наброски… Вот что делать с ними? За последнее время их набралась уже целая кипа, ими одними можно два вечера топить камин. Но сжигать их не поднималась рука: штрихи – лекарство от мучительных кошмаров, чёткие или едва уловимые, как явь и сон, как детская мамина присказка: у кошки боли, у собаки боли, у Майи не боли… Помогало, но плохо…

Сунула наброски к другим в большую коробку, стоявшую в бежевом шкафу, закрыла дверцу: «Забудь, хоть на час, хоть на день забудь…». Повела плечами, прогоняя иголку между лопаток, села, перебрала ещё горячие от печати листы, отмечая маркером главные моменты, о чём нужно говорить, глянула на экран телефона: до планёрки ещё полчаса, до открытия банка – полтора.

На видеомониторах, показывающих секторами парковку и входы, залы, кассы, коридоры, появлялись люди, терминал загорался, фиксируя время прибытия сотрудников на работу, список фамилий в углу экрана компьютера из красного постепенно становился зелёным: день начинался как обычно.

* * *

Майя вошла в переговорку, сдержанно поздоровалась с присутствующими, села на привычное место во главе овального стола, разложила таблицы и заметки перед собой и внимательно вгляделась в своих заместителей. Их было четверо, по направлениям защиты от угроз и посягательств.

Анри Шамблен, красавец-брюнет сорока лет, профессионал до мозга костей, лишённый, кажется, всех человеческих черт вроде сочувствия или понимания, однако фантастически достоверно умеющий их играть, когда это требуется, безраздельно преданный Полю Верлену и его делу, как верный пёс, возглавлял подразделение по защите персонала банка. От него зависела безопасность руководства, начальников отделов, персонала, имеющего непосредственный доступ к наличности, ценностям и хранилищам, работников внешнеэкономических служб, осведомлённых в банковской и коммерческой тайне, и других. От Анри зависела успешность, в том числе, и детективной деятельности банка. После провального расследования убийства сестры Майя никак не могла справиться с сосущим чувством лёгкого разочарования в способностях Шамблена. Они продолжали вместе работать, но в их отношениях абсолютной доверительности тончайшим волосом пролегла трещинка сомнений.