Любовь без рецепта, или История Нади Шараповой, родившейся под знаком Девы - Елена Ларина Страница 6

Что касается традиционных методов лечения, то Коля просто отказывался к ним обращаться. Уверял, что все это пустяки и что он, как всякий русский мужик, выдюжит… Да, пожалуй, его здоровья хватило бы еще надолго. Только у меня силы подходили к концу. А чуда не происходило… И святая вода, которой я по чьему-то совету обрызгала нашу квартиру, не помогла.

Двухкомнатная квартира мужа, где мы поселились после свадьбы, была отремонтирована и обставлена опять-таки за счет отца.

Машина пошла в счет уплаты за аварию, в которой, по словам Николая, был виноват не он, а тот, другой, «пострадавший» водитель. Почему тогда мы оплачиваем его убытки, я не поняла, а Николай не считал долгом объяснять. Я чувствовала, что начинаю сходить с ума.

Терпела я долго, успокаивала себя, надеясь на вечный русский «авось». Вот, думала, в один прекрасный день проснусь снова не супругой алкоголика, на которую во дворе смотрят одни с сочувствием, другие — просто с брезгливым любопытством, а счастливой женой добропорядочного гражданина. И забудется как страшный сон, как приходилось раздевать пьяного супруга, норовившего то забраться в постель с сапогами, а порой и просто устраивавшегося в передней на коврике.

Надежда Шарапова, надежда русской медицины, — в роли денщика. Когда Михаил Николаевич Шарапов появился на свет, я, к счастью, уже успела закончить училище и устроилась на работу в одну из городских больниц.

Я-то, дурочка, надеялась по наивности своей безграничной, что, когда появится Мишка, все изменится. Но ничего не вышло, скорее наоборот — с рождением ребенка мой благоверный еще больше запил — оно и понятно, собутыльники затаскали по друзьям и знакомым, везде нужно было отметить рождение сына.

Никогда в самом страшном сне не могла я представить, что стану терпеть подобное обращение. Но терпела. Потому что любила… Да, любила. Но от любви до ненависти, как и обратно, — только один шаг. И Николай сам подтолкнул меня к этому шагу. Наверное, я еще многое могла бы простить: пьянство, долги, в которые мы влезли по его милости. Но не побои. Хватило одной пощечины, которую я заслужила только потому, что посмела отказать ему… Нет, не в любви — этим он редко интересовался, когда пил. Речь шла об очередном полтиннике.

Рука у мужа была тяжелая, в голове звенело. Однако способность соображать я окончательно не утратила. Сунула ему требуемые пятьдесят рублей, чтобы облегчить себе отступление и, пока Николай ходил к ларьку — тому самому, где мы когда-то познакомились, — перебежала вместе с Мишкой обратно к тете Вале.

Супруг не сразу понял, что я ушла в буквальном смысле слова. В тот вечер он даже не пытался наводить справки, ждал, видимо, что наутро я появлюсь с огуречным рассолом, который я по доброте душевной добывала.

Развод с Николаем дался тяжело, несмотря на все унижения, что мне пришлось вытерпеть с ним. Семья разделилась на два лагеря — мать с отцом, уже справившие серебряную свадьбу, предлагали мне «терпеть до конца».

— До чьего конца? — спрашивала я. — Его или моего? У меня еще есть ребенок, между прочим!

Сестра была на моей стороне, Николай никогда ей не нравился. Мишеньку я переправила в Новгород — подальше от папаши. Кроме того, сидеть с ним я уже не могла — надо было самой зарабатывать на жизнь и себе, и ребенку. Да и тетя Валя при всех своих замечательных качествах была не слишком хорошей нянькой.

Коля регулярно навещал меня, но не для того, чтобы помочь, — обычно просил денег. Иногда умолял, иногда угрожал… Как-то пришлось обратиться в милицию. Участковый, грузный усталый мужчина, пил на кухне чай и жаловался — сколько у него нераскрытых грабежей, угонов и прочих страшных преступлений на участке. Тетушка ужасалась и поглядывала в окно, словно там и в самом деле творилось что-то жуткое. Несмотря на занятость, участковый нашел время заглянуть к Николаю, и на некоторое время тот оставил меня в покое.

А я продолжала работать, ожидая перемен, хотя два года работы медсестрой в городской больнице — достаточный срок для того, чтобы избавиться от всех девичьих иллюзий. Не могу сказать, что я была такой уж наивной девочкой, когда поступала в училище, но представить в полной мере, насколько сестринский труд может быть тяжел и неблагодарен, конечно, тогда не могла.

Но несмотря ни на что, мне нравилась моя работа, я ощущала себя на своем месте, неся больным облегчение и помощь. И от благодарных взглядов пациентов становилось легко и благостно на сердце.

Тот сентябрьский погожий день навсегда остался в памяти не только потому, что был днем моего рождения. Этот человек появился перед нашим корпусом в конце рабочего дня, когда я курила в компании с сестрой из невралгического отделения. Сестра грызла шоколадку «Сникерс», только что купленную в киоске, и запивала ее йогуртом. Сей процесс поглощал все ее внимание, поэтому гражданина, направлявшегося к нам нетвердым шагом, первым увидела я.

Нетвердость шага объяснялась совсем не состоянием алкогольного или наркотического опьянения, и я это сразу поняла. Уж в чем в чем, а в этом я специалистка. Человек держался за челюсть, как вскоре выяснилось, поврежденную ударом кастета. Платок, который он прижимал ко рту, был пропитан кровью. Моя коллега проглотила кусок жуткой шоколадно-ореховой смеси и уставилась на него в ужасе.

— Ишвините, хте штесь тгавма? — спросил человек.

Рабочий день заканчивался, но что-то мне шептало, что оставлять его на попечении другой медсестры не следует. Это все моя вечная убежденность в том, что я справлюсь с задачей лучше, чем кто-то другой. Дома меня ждал скромный праздничный ужин с тетушкой и Максом, но они могли и подождать.

Я решила взять шепелявого незнакомца на себя. Та часть лица, что была не скрыта платком, производила благоприятное впечатление, как выражается моя дорогая тетушка.

Я решительно отбросила сигарету в урну, и та, набитая какими-то справками и квитанциями, немедленно заполыхала. Оставив сладкоежку разбираться с пожаром, я решительно подхватила незнакомца под руку и повлекла за собой. Он безропотно повиновался, бурча что-то сквозь платок.

У рентгеновского кабинета, как всегда, пришлось ждать. В коридоре торчали инвалид с загипсованной ногой и девушка-наркоманка с блаженной улыбкой. Я ласково, как перед телекамерой, уговорила, наконец, шепелявого показать мне челюсть.

Дело было не так плохо, как казалось на первый взгляд при тусклом свете пыльной лампы. Одного зуба, правда, мужчина лишился, но у него в запасе их еще имелось по меньшей мере тридцать. Зубы были, кстати, отличные. Губа кровоточила, но это не беда, главное, чтобы кость не треснула.

Я быстренько притащила из ближайшего отделения перекись водорода и со всей возможной осторожностью обработала рану. Рука у меня легкая, и в глазах страдальца мелькнуло восхищение.

А его лицо показалось мне странно знакомым. Где-то я его видела? Мучительно напряглась, но безо всякого результата. Столько физиономий мелькает перед глазами каждый день… Может, это актер? С такими темными выразительными глазами вполне может быть актером. Лицо, кажется, красивое, чем-то похож на доктора Росса из сериала «Скорая помощь». Я тут же отвела глаза, испугавшись, что он заметит, как я его разглядываю. Нехорошо так глазеть, даже если он в самом деле — актер. Тем более нехорошо!