Не смогу жить без тебя - Кейтлин Крюс Страница 6

Она забыла все это. Он бросил ее в брачную ночь, затем умер, и она забыла его, погрузившись в дела «Бетанкур корпорейшн», полной семейных интриг и скандалов. Той глупенькой девочки больше не было.

И кажется, она так и не поумнела.

Когда он уложил ее на кровать и улегся рядом, то у Сьюсан из головы улетучилось все, в том числе мысли о собственной глупости.

У нее должна быть брачная ночь. Четыре года назад она собиралась отдать свою невинность мужчине, который стал ее мужем, а вместо этого получила годы вдовства и кучу врагов.

Сьюсан и сосчитать не могла количество мужчин, пытавшихся обольстить ее за эти годы. Многие из них были родственниками Леонидаса, но она оставалась непоколебимой. Она — вдова Бетанкур и носит траур. Она в горе. Это маленькая ложь защитила ее, как ничто другое.

Но Леонидас не умер. И сейчас распластался поверх нее, вдавив в твердый матрас своим сильным гибким телом. А она задыхалась от головокружительной радости и забыла о том, как он ее бросил.

Что сейчас? Это словно их брачная ночь.

— Я опоздал на четыре года, — прохрипел он, дыша ей в шею.

Сьюсан уперлась ногами в матрас и позволила Леонидасу целовать ее. Она ни о чем не думала, а целовала его в ответ.

Он потянул ее за узел волос и распустил густые пряди, что-то бормоча. Она не расслышала, да ей было все равно, потому что он не переставал целовать и теперь покрывал поцелуями ее шею. Она застонала, а он засмеялся и попытался снять с нее кашемировое пальто и платье. Она приподнялась, чтобы помочь ему, и даже не посмотрела, куда он все бросил.

Теперь она лежала под ним только в бюстгальтере и трусиках да еще в высоких, до колен, сапогах. Взгляд его темных глаз был… дикий и восхищенный. Сьюсан задрожала, почувствовав себя от этого первобытного взгляда красавицей. Тело ныло и… оживало. Неужели она действительно настоящая женщина, а не существо, закутанное в черные одежды, как в саван, который носила подобно доспехам? Неужели это не она была девочкой, на которой он женился? Неужели она та женщина, какой представляла себя в мечтах?

— Ты — бесподобный подарок, — произнес он, словно так и не вспомнил, кто она. Словно его амнезия не была притворной, и он на самом деле считал себя чем-то вроде местного божества, укрывавшегося в горах.

Но Сьюсан было не до этого. Потому что она — в объятиях Леонидаса.

Он касается ее и ртом, и руками. Руки отыскали грудь и зажали в ладони. Он нагнул голову и стал ласкать сначала один сосок, потом другой. Сквозь тонкий бюстгальтер она чувствовала его горячий язык. Сьюсан выгнулась на кровати. Надо отстраниться… или подвинуться ближе? Она ни в чем не уверена.

А он снял с нее бюстгальтер, чтобы ткань не мешала ему покусывать ее нежные соски. Ничего подобного в своей жизни Сьюсан не испытывала. Она чувствовала себя открытой новому, прекрасному.

Она ухватилась за складки его белой одежды, задыхаясь от собственных стонов. Его язык спускался ниже к пупку, большие руки обхватили бедра. Он опустил голову и прижался ртом к тому месту у нее между ног, которое ныло и пульсировало. Сьюсан казалось, что она сейчас взорвется. И удивилась, что все еще не распалась на части.

Услышав шелест шелка, она, как в тумане, сообразила, что он стягивает с нее трусики. И все, что казалось сумасшествием, сменилось волшебством.

Она не сразу поняла, что он издает довольные звуки. Это добавляло возбуждения. У себя внутри Сьюсан почувствовала его пальцы. Длинные, крепкие мужские пальцы.

— О боже… — все, что смогла вымолвить она, запрокинув голову и зажмурив глаза.

— Так они называют меня, — засмеялся он.

Сьюсан думала, что сию секунду умрет от тех ощущений, которые разрывали ее на кусочки. Это продолжалось бесконечно, и она едва могла дышать.

Она куда-то неслась, даже когда он отодвинулся. Сьюсан разомкнула веки и уставилась на него, наблюдая сквозь дымку, как Леонидас снимает свои белоснежные одежды, и не удержалась, чтобы не ахнуть, когда увидела его обнаженным.

Гладкие, выпирающие мускулы… Где он это приобрел? Явно не в тренажерном зале. Ей не удалось увидеть его обнаженным четыре года назад, и сейчас он потряс ее своей мужественностью.

Может, это от шрамов? Они покрывали его грудь и спускались ниже талии.

— Столько шрамов… — прошептала она.

Сьюсан протянула руку и провела пальцем по шрамам — до которых смогла дотянуться — на мускулистой груди и плоскому животу. Это отметины страшной катастрофы, после которой не выживают. Словно две картинки столкнулись у нее в мозгу и слились в одну с двумя мужчинами: один, внезапно ее оставивший, и второй, называвший себя Графом и скрывавшийся в горном поселке.

Но ей не нужны никакие картинки, ей все равно, в каком образе он сегодня. Его кожа такая горячая, тело такое крепкое, и она водит пальцем по шрамам, словно хочет оставить это в памяти.

— Я похож на чудовище из-за шрамов? — хрипло спросил он.

Он, разумеется, не считал себя чудовищем. Сьюсан сомневалась, что Леонидас Бетанкур когда-либо был о себе низкого мнения, кем бы он себя сегодня ни называл. Этот самый мужчина считал себя чем-то вроде бога еще до того, как обрел последователей в Скалистых горах, смотревших на него как на божество.

Сьюсан сморщила нос.

— Тебе это не все равно? Или ты воображаешь себя еще и чудовищем, а не только мужчиной?

И тут он засмеялся. Леонидас запрокинул голову и смеялся от души.

А ее пронзил страх. Но почему ей стало страшно? Не от его же красоты. Он красив — этого у него не отнять. Густые темные волосы с чуть заметным рыжеватым оттенком, длинные, не похожие на строгую короткую прическу тех прошлых дней. Глаза, карие с золотыми искорками, то обжигали, то ласкали. Его рост, жилистая мускулистая фигура, то, как он двигается, как сидит на импровизированном троне в белом зале… Он везде будет заметен и всегда будет притягивать к себе. В его красоте, в чувственных, совершенных, экзотических чертах лица смешались красота матери, гречанки, испанца отца, и прочих родных: бразильцев, французов, персиян.

Он поразил ее, когда она еще была девочкой.

Он великолепен. Иного слова не подобрать.

Сьюсан уже готова поверить, что он на самом деле бог.

— Ты совершенно права, — произнес, помолчав, Леонидас. — Чудовище, бог, мужчина. Мне все равно.

Сьюсан затрепетала. Это был внутренний трепет, огромная, пугающая радость. Она и хотела близости, и боялась, не в силах понять, что это: самоубийство или наслаждение. И… покорилась Леонидасу, когда он склонился над ней и положил ее ноги себе на бедра. У Сьюсан кружилась голова. Что будет?

Но это уже не важно, потому что он начал ее целовать, словно припечатывал ее рот своими поцелуями.

Как же она выживала без него? Без… этой радости.

Конец ознакомительного фрагмента