Унесенные ветрами надежд - Елена Сантьяго Страница 60

– Похоть у меня всегда играла большую роль, – парировал он.

– А как насчет того раза, на корабле? Тебе это тоже нужно было только для твоей мести?

Дункан тихо застонал.

– Лиззи, нам обязательно сейчас вспоминать ту давнюю историю?

– Да! Если хочешь быть честным, тогда будь им до конца! Итак, зачем ты еще раз сделал это со мной на корабле?

– Если я тебе скажу, это может обидеть тебя.

Она презрительно засмеялась:

– Для этого нужно, чтобы я испытывала к тебе более глубокие чувства, а их, конечно, у меня нет. Я абсолютно равнодушна к тебе и надеюсь, что ты не внушил себе, что у меня есть такая слабость.

И, немного помолчав, грубо добавила:

– Единственное, что меня в тебе привлекало, так это твой х…

От этого похабного слова у нее самой зазвенело в ушах, но ей было приятно именно таким образом поставить его на место. Она получила удовольствие, увидев, как он при этом вздрогнул.

– Ну и чудесно, – сказал Дункан. Голос его приобрел агрессивный оттенок. – По крайней мере ты хотя бы раз в этом откровенно призналась. Если ты действительно хочешь знать, то эту встречу на «Элизе» я подстроил, потому что хотел доказать тебе и себе, что я могу иметь тебя в любое время, когда и где мне только этого захочется. Точно так же, как и любую другую женщину.

Элизабет онемела от ужаса.

– И ты говоришь мне такое прямо в лицо?

– Ты же сама непременно хотела это услышать.

Она хотела вскочить, однако он удержал ее.

– Подожди, на самом деле это было не так. Или, по крайней мере, не совсем так! Собственно, то, что я тебе сейчас сказал, было лишь предлогом.

– Предлогом?

– Да, потому что мне нужно было какое-нибудь оправдание, чтобы я не выглядел таким чертовски слабым в своих собственных глазах. – Он некоторое время помолчал, прежде чем закончить ироническим тоном: – Я, кажется, безнадежно влюбился в тебя.

Она подняла голову.

– Там кто-то идет.

Дункан сразу же вскочил на ноги и помог ей встать.

– Тут кто-нибудь есть?

Это был голос Уильяма Норингэма. У него с собой был фонарь, мерцающий свет которого появился позади ближайшего поворота тропы.

– Он не должен видеть нас вместе, – прошептала Элизабет.

– Не беспокойся, – прошептал Дункан в ответ. Он наклонился к ней и плотно прижался своими губами к ее рту, прежде чем она успела отстраниться. – Меня уже нет. Поговорим в другой раз.

Она молча застыла посреди дороги, а Дункан поспешно скрылся в кустах.

– Это я, Уильям! – крикнула Элизабет. – Боюсь, что я заблудилась.

В этот момент Уильям появился перед ней. Его худощавая фигура в светлой рубашке казалась привидением, а на его лице, освещенном фонарем, читались озабоченность и одновременно облегчение.

– Элизабет, ради Бога! Что вы здесь делаете, когда все спят! Я ищу вас все это время. Фелисити разбудила меня. Она проснулась, а вас не было.

– О, действительно? Хм, я просто хотела прогуляться и подышать ночным воздухом, но, наверное, сбилась с пути. Хорошо, что вы меня нашли.

– Да, видимо, так оно и есть. Кто знает, кто здесь шатается ночью вблизи джунглей!

Он заботливо подал ей руку, чтобы она могла опереться на нее, и они вместе пошли к дому.

Гарольд Данмор стоял в тени качающегося волнами сахарного тростника в поместье Саммер-Хилл, который рос длинными, прямыми, как по шнуру, рядами, насколько хватало глаз. Душная жара висела над полем, и шелест высоких тонких стеблей был похож на дыхание огромного живого существа. Оно вздыхало и двигалось при каждом дуновении ветра. Немного дальше трудились рабы, которые, склонившись, ритмично срубали мачете один стебель за другим, и всегда максимально близко к почве, чтобы вскоре здесь мог вырасти новый побег для следующего урожая.

Гарольд любил запах и шум плантаций сахарного тростника. Он часто проводил в поле целые дни напролет и помогал работать. Он гордился тем, что мог нарубить такое же количество сахарного тростника, как и его крепкие рабы. Не так много, как самые лучшие из них, но, в конце концов, он уже был не молод. Однако Гарольд выдерживал достаточно долго и мог, если ему нужно было, успевать за ними, прежде всего за проклятым ирландским сбродом, который всегда, где только можно, пытался улизнуть от работы в поле. Чернокожие однозначно были лучше. В то время как ирландцы, отрабатывавшие у него долговую повинность, зачастую уже в первый год умирали от всяких болезней, чернокожие без труда выдерживали все тяготы климата, и поэтому он был рад, что на последнем аукционе ему удалось купить десять настоящих роскошных экземпляров. Правда, по безбожной цене, однако рабы этих денег стоили.

Гарольд внимательно рассматривал рабов Уильяма Норингэма. Все были довольно упитанны, но работали медленно. А зачем работать быстрее, если никто не стоял сзади них с плеткой? Правда, в Саммер-Хилле был один надзиратель, однако этот мягкотелый толстяк предпочитал просиживать все время с чернокожей проституткой в своем блокхаусе или играл своим незаконнорожденным детям-мулатам песни на флейте. Звуки флейты, разносившиеся над полем, отвлекали негров от работы. Некоторые из них даже выходили из ряда и со смехом прыгали в такт музыке. Гарольд непроизвольно схватился за рукоять своей плетки, но уже в следующее мгновение его пальцы неохотно расслабились – в конце концов, это не его, а чужая собственность.

С недовольным видом он поплелся к мельнице, где выжимали сок из тростника. Эта мельница была предметом его жгучей зависти к Норингэму. Всего лишь пять лет назад они совместно с другими плантаторами пользовались одним и тем же прессом, до тех пор пока Норингэм не купил себе первую собственную мельницу.

Гарольд вынужден был тянуться за ним – нельзя было показывать, что он может довольствоваться меньшим. А теперь этот мерзавец вновь запустил в эксплуатацию новую мельницу. Пресс, находившийся в хижине, покрытой соломой, был совершенно новеньким, его привезли всего пару дней назад, и сразу было видно, что он выдавливал вдвое больше сахара из тростника, чем пресс в Рейнбоу-Фоллз. Шестеренки на валах свидетельствовали о высокой точности обработки. Складывалось впечатление, что процесс выжимки сахара происходит как бы играючи, – настолько легко и равномерно вращался большой круглый вал посередине пресса, а оба мула, которые были запряжены в далеко торчащие в стороны оглобли, не напрягались так сильно, как животные в Рейнбоу-Фоллз. Работа на мельнице Данморов время от времени стопорилась из-за мельчайших нарушений – от того, что слишком много тростника попадало в пресс или проклятые валы выскакивали из своих цапф, а иногда по той простой причине, что один из мулов в своем упрямстве вдруг останавливался.

Гарольд смотрел на жидкое золото, которое текло из пресса через приемную воронку в испарительные котлы. Это был источник богатства острова. Он наблюдал, как постоянный поток сахара смешивался в бассейне с поташем, прежде чем сок шел на варку в медный котел, а остальные части растений были удалены.