Секреты - Лесли Пирс Страница 60

— Это было несправедливо, — сказала она горячо. — Фрэнк всегда столько смеялся, у него были безумные идеи, он мог говорить абсолютно обо всем, но Фрэнка, которого я любила, больше не было. На его месте был ушедший в себя, нервный и часто путающий своим поведением незнакомец, который требовал от меня столько сил и терпения, что я временами чувствовала, что не справляюсь с этим.

Адель понимающе кивнула.

— Но именно в тот день, когда все это произошло с Роуз, — продолжала Хонор, — я после долгого времени увидела в нем небольшое улучшение. Это был 1918 год, война еще тлела во Франции, и был конец весны. Мы вместе вышли на короткую прогулку во второй половине дня, и он не бросился на землю, как делал это раньше. Он смог выпить чашку чая без посторонней помощи, пролив лишь несколько капель, и сказал мне, что любит меня. Это значило больше, чем что-либо другое, — видишь ли, он мало разговаривал все это время, а когда разговаривал, просто разражался монологами о тех ужасах, которые видел на войне. По большей части он даже, казалось, меня не узнавал.

— А где была Роуз?

— Работала в гостинице, — сказала Хонор. — Но она должна была вернуться домой, как только постелет кровати на ночь. Я ждала с нетерпением ее прихода, чтобы рассказать об улучшении с отцом, и решила отметить этот случай, подарив ей платье, которое сшила тайком от нее.

Хонор откинулась назад на кушетку, прикрыв глаза, и Адель поняла, что у нее снова всплывают в памяти эти события, по мере того как она рассказывает о них.

— Уже начинало смеркаться, когда она вышла из своей спальни в этом платье, — сказала она.

Хонор помнила все так ясно, будто это случилось сегодня. Стоя был накрыт для ужина, Фрэнк сидел в своем кресле у огня, а она зажигала масляную лампу, когда Роуз вышла из своей комнаты, Она повернулась, полностью уверенная, что Роуз будет рисоваться в дверном проеме, хихикать, кружиться по комнате и демонстрировать себя в новом платье.

Со светлыми волосами, красивым лицом и великолепной фигурой Роуз была хороша в любой одежде, но в тот вечер, когда Хонор оглядела ее, то увидела, что она выглядит совершенно ошеломительно, потому что голубое платье удивительно шло к ее глазам. На нее тут же нахлынула гордость и удовлетворение от того, что долгие часы, которые она провела за шитьем платья, были потрачены не напрасно.

Но Роуз не кружилась и не хихикала. Она недовольно сморщилась.

— Оно ужасное, — сказала она, взявшись за длинный пор с отвращением, будто платье было сделано из грязной мешковины. — Как ты можешь думать, что я буду его носить? Платье для школьной учительницы.

Хонор поразилась и потеряла дар речи. С тех пор как Фрэнка привезли домой, они пытались выжить на зарплату Роуз. Единственной возможностью для Хонор купить ткань на платье было продать свою жемчужную брошку. Было бы намного разумнее потратить эти деньги на еду или даже заплатить по счетам врачу, но она знала, как тяжело молодой девушке каждый день, не меняя, носить одно и то же старое поношенное платье.

Может быть, это голубое платье с закрытым горлом и маленькими защипами на лифе не было криком моды, но шла война и одежда должна была быть практичной, особенно когда живешь в деревне, и Роуз не могла этого не понимать.

— Это было лучшее, что я могла сделать, — сказала в конце концов Хонор, уже пожалевшая, что рассталась с брошкой, которую ей в день свадьбы подарили ее родители и которая была единственной вещью, которая осталась от них. — Я думаю, что ты должна ценить то, что у тебя есть, Роуз, есть масса девушек, которые отдали бы что угодно за новое платье, — добавила она резко.

Возможно, Фрэнк уловил раздор в комнате, потому что начал дергать головой, у него закапала слюна и в горле что-то ужасно забулькало.

Хонор подошла к нему, чтобы успокоить его, но Роуз просто посмотрела с отвращением и презрением.

— Для меня уже достаточно унизительно, что я нищая и должна носить такие тряпки, — сплюнула она. — И еще хуже иметь отца, который не лучше деревенского дурачка.

Адель охнула, потому что бабушкин рассказ снова напомнил ей о жестокости матери.

— И что же ты сделала? — спросила она.

— В тот момент меня так ужаснула ее черствость, что я не сделала и не сказала ничего, — грустно ответила Хонор. — Потом я пожалела, что не ударила ее, не усадила насильно в кресло, чтобы рассказать ей некоторые из ужасных историй, которые Фрэнк изливал в моменты прояснений. Возможно, тогда Роуз поняла бы те огромные жертвы, которые приносили такие мужчины, как он, когда вербовались на войну за своего короля и свою страну.

— И что произошло потом? — спросила Адель.

— Наутро она ушла, — сказала Хонор ледяным тоном. — Выскользнула, как вор, ночью с нашими деньгами и теми немногими ценностями, которые у нас остались. Она обрекла нас на голодную смерть.

Адель на мгновение лишилась дара речи. Она никогда не считала, что у ее матери было доброе сердце, чувство сострадания или другие положительные качества, но она пришла в шок, услышав, что мать была черствой даже в семнадцать лет.

— Я понимаю, — сказала она в конце концов. — И конечно, ты могла бы рассказать это много лет назад.

Хонор передернуло от ее упрека.

— Если я и скрывала от тебя эту информацию, у меня были веские причины, — сказала она, запинаясь. — Когда ты впервые пришла сюда, ты была очень больна, ты пережила ужасные вещи, и я поставила тебя на ноги, руководствуясь одним инстинктом. Твоя мать мне тоже причинила много боли, и я справилась с этим, вычеркнув ее из своей памяти. Я думаю, что не рассказывала тебе, чтобы и ты тоже смогла забыть о ней.

— Но это не так делается, — сказала Адель. — Утаивая, мы делаем только хуже. Я теперь понимаю, почему ты с такой горечью говорила о Роуз, и сочувствую, но это не объясняет, почему она была такой злой со мной. Или объясняет?

— Нет, Адель, не объясняет, — согласилась Хонор. — Я могу только высказать свои предположения на этот счет.

— И что это за предположения?

— Ну, Роуз тогда могла быть беременна тобой, хотя, не зная точной даты, трудно сказать наверняка. Так что или она уехала отсюда с мужчиной, или поехала в Лондон в поисках развлечений и приключений и там встретила твоего отца. В любом случае, этот мужчина, вероятно, бросил ее, а для любой женщины, если она не замужем, это очень трудная ситуация, когда есть маленький ребенок.

— Поэтому она решила выйти за Джима Талбота в качестве альтернативы работному дому или возвращению домой с поджатым хвостом? — спросила Адель.

Хонор состроила гримасу.

— Вряд ли она даже задумывалась о том, чтобы вернуться домой. Она не могла не понимать, чем обернулось для нас ее исчезновение, Предполагаю, она думала, что мы никогда не простим ее.

— А вы простили бы?

Хонор вздохнула.

— Я правда не знаю. Я была разгневана на нее, Фрэнк полностью зависел от меня, и у нас едва хватало денег, чтобы прокормиться. И все же, может быть, если бы она объявилась у двери с тобой на руках, я, вероятно, смягчилась бы. Честно, не могу сказать. А ты бы простила ее, если бы она появилась здесь завтра?