Дикарь и леди - Виктория Дал Страница 61

И тут Джуд проговорил:

— Я уезжаю завтра рано утром.

Всего лишь несколько слов, но они объясняли абсолютно все. Увы, она опоздала.

— Ты… ты уезжаешь? — пролепетала Марисса.

— Да, конечно. Разумеется, мы должны уладить дела с нашей помолвкой, но мое присутствие здесь больше не требуется. Потому что ты теперь в безопасности. Я позволяю тебе и твоей матери продумать все детали с отменой помолвки, а также решить, каким образом это должно быть представлено.

Марисса почувствовала, что ее ноги сделались словно ватные, и если бы не рука Джуда, то она, наверное, не удержалась и упала бы.

— Но как же… — Она судорожно сглотнула.

А он улыбнулся и добавил:

— Надеюсь, что ты не станешь рисовать меня слишком мрачными красками, когда будешь рассказывать о расторжении помолвки.

Стараясь удержаться на ногах, она вцепилась в рукав Джуда.

— Да, конечно… Ты был очень добр ко мне. Мы вовсе не собираемся выставлять тебя как негодяя.

— Ну, твоя матушка, возможно, не удержится от этого — ради придания большего драматизма всей истории. Но я знаю, что ты постоишь за меня.

Он снова улыбнулся, и Марисса почувствовала, что от этой его улыбки у нее закружилась голова.

— Джуд, да я хотела бы… То есть я хотела сказать…

— Не надо, не говори ничего, Марисса. Я должен извиниться перед тобой за то, что вел себя ужасно все последние дня. То, что я говорил и делал, — это совершенно непозволительно. Но я надеюсь, что ты сможешь простить меня.

Она остановилась и, крепко сжав его руку, прошептала:

— Конечно, смогу.

— Я очень рад, дорогая… — Джуд внезапно умолк, и Марисса подумала, что сейчас он, возможно, скажет то, что ей хотелось услышать. Но он сказал: — Возможно, я слишком уж задержался здесь, злоупотребив вашим гостеприимством, поэтому меня настиг дух Отелло. Но слава Богу, обошлось без убийства. Наверное, это был просто приступ безумия.

Шутка. Он шутил. Марисса заставила себя улыбнуться.

А Джуд между тем продолжал:

— Я никогда не был ревнивым, Марисса. Но ты мне всегда очень нравилась, поэтому я надеюсь, что мы с тобой останемся друзьями.

— Конечно, останемся, — прошептала она.

— И вероятно, мы продолжим общение.

Продолжить общение? Что означают эти слова? И как он может говорить об этом так спокойно? Неужели он больше не испытывает к ней никаких чувств?

— Если хочешь, я даже буду присылать тебе свои любимые романы, чтобы ты не скучала.

— Да, хочу, — солгала Марисса.

И посмотрела на его губы — необыкновенно чувственные, как ей сейчас казалось. Впрочем, не только чувственные. Когда-то она целовала эти губы, поэтому знала, что они к тому же необычайно нежные, гораздо нежнее, чем у других мужчин.

Он мог бы стать ее мужем, а сейчас, значит, хотел быть просто другом? Неужели он до такой степени равнодушен к ней? А ведь еще несколько дней назад он мог стоять перед нею обнаженный. И он желал ее — в этом не могло быть сомнений. Так почему же он так изменился?

Пристально глядя ему в глаза, Марисса выпалила:

— Джуд, прости меня, я очень сожалею о том, что я наговорила тебе, не подумав. Джуд, пожалуйста…

— Не надо, дорогая. — Его улыбка померкла, и в глазах на мгновение промелькнула боль. — Прошу тебя, не надо.

Он отвернулся и снова зашагал по тропинке сада. Мариссе же не оставалось ничего другого, как последовать за ним. И она тотчас же снова вцепилась в его рукав.

— Я собираюсь поехать в Италию, к отцу, — продолжал Джуд. — Там замечательные виноградники, он их прямо-таки обожает. Возможно, он даже купит некоторые из них.

— В Италию? — переспросила Марисса. — Ты уезжаешь… прямо сейчас? То есть я хотела спросить… в ближайшее время?

— Да, конечно. Лучше отплыть до того, как начнутся зимние шторма.

— Понятно…

— А как вы проводите свое время зимой, мисс Йорк? Вышиваете?

Марисса уставилась себе под ноги. Ей ужасно не нравился его тон. Он говорил… слишком спокойно. Очевидно, был совершенно к ней равнодушен. Однако же она увидела в какой-то момент боль в его глазах… А что, если… У нее перехватило дыхание. Ах, если бы она призналась в своих нежных чувствах к нему, то, может быть, ему пришлось бы ответить откровенно. Но она понятия не имела, что это был бы за ответ.

Возможно, он все-таки любил ее — но недостаточно для того, чтобы жениться. А может, он раньше любил ее какое-то время, а потом его чувство угасло? И если так, то она сама в этом виновата. Но как бы то ни было, теперь все это уже не имело значения. Потому что он сказал, что уезжает.

Внезапно Марисса подняла голову и увидела, что они уже подошли к дому. Выходит, их прогулка закончилась.

— Что ж, мисс Йорк, полагаю, нам надо прощаться, — тихо сказал Джуд и улыбнулся ей.

Марисса взглянула на него с удивлением:

— Но вы сказали, что уезжаете завтра.

— Да, верно. А сегодня я должен упаковать вещи и отправить письма отцу, а также, владельцу виноградников. Возможно, я приглашу мою мать посетить Италию. Она очень любит тамошнее солнце.

— Ваша мама…

Марисса в отчаянии ухватилась за эту тему; ей не хотелось, чтобы он уходил, — хотелось стоять с ним рядом как можно дольше.

— А где живет ваша мама? Я знаю, что во Франции, но где именно?

— Она живет на тихой улочке на окраине Парижа.

— Там вы и жили в детстве?

— Да, там. — Он кивнул и посмотрел на дверь — посмотрел, как ей показалось, с явным нетерпением.

Однако Марисса не желала сдаваться. Она знала, что как только перестанет говорить, наступит конец всему. И возможно, после этого она уже никогда его не увидит.

— А у нее и сейчас есть… компаньон?

Джуд едва заметно улыбнулся:

— Нет, мать уже не в том возрасте. Она все еще красива, но утверждает, что слишком стара для того, чтобы развлекать мужчин.

— Это очень разумно с ее стороны.

— Да, конечно. Кроме того, она… — Джуд внезапно умолк. — Мы лучше поговорим об этом как-нибудь в другой раз.

— А когда? — спросила Марисса, и в ее голосе прозвучала мольба.

— Я уверен, что довольно скоро вернусь, — ответил Джуд, однако Марисса не почувствовала искренности в его словах. Судя по всему, он не собирался возвращаться. — Что ж, до свидания, мисс Йорк.

И в тот же миг Марисса, приподнявшись на цыпочки, прижалась губами к его губам. Но они оказались жесткими и холодными, словно были каменными. И он не сделал даже попытки их приоткрыть.