В добрый час - Эльза Вернер Страница 61

— Не знаю. Он искал тебя и, вероятно, не с добрыми намерениями.

— С этой стороны я готов ко всему, — спокойно возразил он, кладя пистолет на письменный стол. — Как видишь, я уже запасся для подобных случаев, но боюсь, что это был предлог, а настоящая драма разыграется завтра. Ты очень боишься, Евгения? Помощь может подоспеть только к вечеру, и нам придется одним справляться целый день с бунтовщиками.

— Рядом с тобой я не боюсь ничего! Только, Артур, — в ее голосе послышалась мольба, — не ходи один в толпу, как сегодня: он будет там, ведь он поклялся убить тебя.

Артур приподнял голову жены и твердо посмотрел ей в глаза.

— Жизнь и смерть не в руках Гартмана, не беспокойся, Евгения! Я исполню свой долг, но сделаю это иначе, чем делал до сих пор, ведь я знаю теперь, что за меня волнуется моя жена; это не так легко забыть!

Уходя, Ульрих Гартман остановился на террасе. Совсем стемнело, и нельзя было разглядеть выражения его лица, когда он смотрел вверх, на окна дома, из которого только что вышел, но о чувствах его можно было догадаться по голосу, когда он снова повторил угрозу, брошенную им Евгении: «Он или я! А если надо, то и оба!»

Что-то произойдет завтра?

Эта мысль тревожила не только Артура и его жену, но и всех, кто имел отношение к их дому. Наконец наступило это страшнее завтра и, казалось, обещало сбыться самым страшным ожиданиям. Несмотря на раннее утро, все служащие собрались в доме хозяина. Явились ли они сюда, чтобы обсудить положение, или укрылись от опасности?.. Скорее можно было предположить последнее, потому что все были бледны, смущены и расстроены; вопросы и ответы, тревожные предположения и заверения следовали один за другим.

— Я стою на своем! Мы совершили большую ошибку, арестовав тех троих! — утверждал Шеффер, обращаясь к директору. — На это можно было бы решиться, если бы уже подоспела помощь; теперь они станут брать дом приступом, чтобы освободить своих, и нам все равно придется их выпустить.

— Извините, этого не будет! — воскликнул главный инженер, всегда находившийся в оппозиции к своим служащим. — Мы выдержим приступ, в крайнем случае будем защищаться и в доме, господин Берков твердо решился на это.

— Ну, конечно, вам лучше знать его намерения; он только с вами и советуется обо всем! — довольно колко парировал директор, который никак не мог похвалиться подобными доверительными отношениями с молодым хозяином, хотя его положение давало ему на то больше прав.

— Господин Берков не имеет обыкновения советоваться о своих намерениях, — сухо возразил инженер. — В этом же случае, как и всегда, я вполне с ним согласен. Мы поступили бы против правды и совести, если бы оставили на свободе троих злоумышленников. Несомненно, они хотели испортить машины.

— По приказанию Гартмана! — вставил Шеффер.

— Все равно, по чьему приказанию они это делали. Господин Берков пришел как раз вовремя, чтобы помешать им; посмотрел бы я, у кого после этого хватило бы выдержки отпустить безнаказанно негодяев. Он велел их арестовать и был совершенно прав. Гартмана, конечно, при этом не было; он находился около шахт, где происходила главная сумятица и где он в конце концов не осмелился помешать рабочим спуститься в шахты, потому что там был его отец.

— Да, счастье еще, что шихтмейстер пришел нам на помощь, — согласился директор, — он, должно быть, понял, что не остается другого средства избежать крайности, когда добровольно вызвался вести рабочих в шахту, хотя это вовсе не входило в его обязанности. Он был уверен, что сын не посмеет тронуть его, а прочие оставили в покое своих товарищей, когда увидели, что сам вожак их отступил. Только старику мы обязаны тем, что спуск совершился благополучно.

— Вот и я говорю, — настаивал Шеффер, — спуск произошел благополучно, большая часть рабочих сохраняла нейтралитет, и, если бы их не взбудоражили арестом товарищей, все обошлось бы тихо и мирно.

— Тихо и мирно! Это когда Гартман распоряжается ими! — рассмеялся инженер с иронией. — Вы глубоко заблуждаетесь: он искал любого повода к нападению, а в крайнем случае решился бы на это и без повода. Сегодняшнее утро показало ему, что его власть стремительно близится к концу и что, возможно, сегодня последний день, когда он может распоряжаться своими приверженцами, и потому пошел на риск, увлекая за собой в пропасть всех, кто еще следует за ним из страха или по привычке. Ему нечего больше терять, и он не пощадит никого, а тем более нас!

Их разговор был прерван Вильбергом, который, бледный, отошел от окна, где занимал наблюдательный пост.

— Шум все усиливается! — робко сообщил он. — Нет ни малейшего сомнения, что они намерены напасть на дом, если господин Берков не уступит. Решетка парка уже повалена, цветники смяты и вытоптаны. Ах, а великолепные розы на террасах…

— Убирайтесь вы с вашей сентиментальностью! — вскричал инженер.

Шеффер и директор бросились к окну.

— Теперь, когда бунтовщики готовятся напасть на дом, — продолжал инженер, — вы думаете о вытоптанных розах! Не хотите ли взяться за перо и в стихах излить свою тоску по розам? Мне кажется, теперь самое время для поэтического вдохновения.

— С некоторых пор я имею несчастье каждым словом и поступком навлекать на себя гнев господина инженера, — произнес Вильберг обиженно, но с полным сознанием собственного достоинства, что, по-видимому, еще больше раздосадовало его начальника.

— Потому что вы не говорите и не делаете ничего разумного! — сердито сказал он, поворачиваясь к нему спиной и присоединяясь к своим товарищам, наблюдавшим из окна за возраставшими волнениями.

— Дело принимает серьезный оборот, — с беспокойством заключил директор, — они уже у входных дверей, надо бы известить хозяина.

— Да оставьте его хоть на минуту в покое! — вмешался инженер. — Ведь он с самого рассвета на ногах, дайте ему отдохнуть и побыть хоть пять минут с женой. Необходимые меры приняты, а в случае опасности он быстро явится сюда, вы сами это знаете.

Инженер был прав. Артур с самого раннего утра отдавал приказания и лично следил за их выполнением, он почти не видел свою жену и потому удалился теперь к ней на несколько минут в одну из соседних комнат. Он, должно быть, сообщил ей, в каком положении дела, так как руки молодой женщины с волнением и страхом обвились вокруг его шеи.

— Ты не должен выходить к ним, Артур! Это было бы безумным, отчаянным риском. Что можешь ты сделать одни с бунтующей толпой? Вчера между ними случился разлад; сегодня же все они против тебя. Ты дорого поплатишься за свою отвагу, я не пущу тебя!

Артур тихо, но решительно освободился из ее объятий.

— Я должен идти, Евгения! Это — единственное средство на некоторое время сдержать бурю, да и не впервые мне выдерживать такие сцены. А как ты вчера попала сюда?

— Я ведь шла к тебе! — ответила Евгения таким тоном, будто это оправдывало любой риск. — А ты хочешь уйти от меня, чтобы пасть жертвой слепой ярости Гартмана. Вспомни его вчерашние угрозы. Если ты непременно должен идти, то позволь, по крайней мере, мне находиться рядом. Я не робка, я боюсь опасности только потому, что ты один подвергаешься ей.