Вкус греха - Алисса Джонсон Страница 61

— Как думаешь, об этом станет известно?

— Сомневаюсь, — осторожно ответил Вит, и Мирабелла поняла, что он просто хочет ее успокоить. — Уильям не допустит, чтобы ты пострадала, и никто не допустит. Он будет грозить разоблачением, но только для того, чтобы выведать имена сообщников. Грязный судебный процесс никому не нужен.

— Здесь замешан кто-то еще, — устало сказала Мирабелла. — Точно замешан. Дядя не смог бы провернуть такое один.

— Пробыв с ним несколько дней, я, пожалуй, с тобой соглашусь. Думаю, Уильям имеет какие-нибудь соображения на этот счет.

— Ты ведь не сразу скажешь ему, Вит? Подождешь до вечера? Мне нужно… нужно все обдумать… решить для себя кое-что.

Она хотела, чтобы он ушел, пока сдерживаемые слезы не хлынули потоком.

Вит помолчал, потом ответил:

— У тебя есть время, пока гости не вернулись с охоты. Но не выходи из комнаты. И пока будешь думать, собери вещи. Хочу, чтобы к ужину ты уже была в Хэлдоне.

Мирабелла провела целый час в своей комнате, рыдая в подушку. Когда слез не осталось, она поднялась, умылась и, как посоветовал Вит, стала собираться.

Она не вернется. Она больше никогда сюда не вернется. Так и будет до конца своих дней жить гостьей в Хэлдоне.

Они с Витом могли быть вместе. Но дядя разбил эту мечту, нанеся Мирабелле такую глубокую рану, от которой она вряд ли оправится. Еще сильнее заставляло страдать понимание того, что из-за дяди она может остаться без гроша.

Если Мирабелла навсегда покинет дом барона без его письменного согласия, — а он ни за что не откажется от своих ежегодных трех сотен, — до того как ей исполнится двадцать семь, она лишится наследства. И все деньги до последнего фунта достанутся. …она не могла припомнить. Женскому обществу «Сестры добродетели», что-то вроде того.

Остаться она тоже не могла. Не теперь, когда на горизонте назревает скандал.

Борясь с усталостью и досадой, Мирабелла засунула капор в саквояж. «Незачем, — корила она себя, — портить собственные вещи в порыве гнева». И тут же пнула ногой стол.

Как несправедливо!

Прощайте, пять тысяч родительского наследства, а вместе с ними и мечта жить, ни от кого не завися! Теперь она уже никогда не породнится с Коулами, но с деньгами она хотя бы не чувствовала себя обузой.

Не в ее силах убедить дядю отказаться от ежегодной выплаты. Наверное, даже обвинение в фальшивомонетничестве не встанет между ним и его деньгами.

Проклятье! Если бы только у нее было шестьсот фунтов, чтобы откупиться от него! Мирабелла защелкнула саквояж, подняла его… и снова поставила на пол.

Она может откупиться от него. Как же она раньше не догадалась? Мирабелла подбежала к столу, взяла перо и бумагу, затем составила простенький договор.

Нужно поспешить. Буквально минуту назад она слышала, как к дому подъехала карета дяди. Вит наверняка уже подготовил экипаж, который отвезет их в Хэлдон.

Не прошло и десяти минут, как Мирабелла оказалась перед кабинетом барона. Дверь была открыта. Дядя, который только что вернулся с охоты, сидел за столом, потягивая портвейн.

Она откашлялась и вошла в комнату.

— Прошу прощения, дядя.

— Это ты спугнула парня?

— Простите?

— Тарстона, дура. Он прямо сейчас запрягает лошадей. Он и Хартзингер. Кажется, я велел тебе сидеть в комнате.

— Я так и сделала. Как вы велели. Я не прогоняла его. Барон уже злился на нее, и Мирабелла ничего не могла с этим поделать. Он пожал плечами.

— Парню давно пора повзрослеть. Зачем явилась? Мирабелла расправила плечи и прошла на середину комнаты.

— У меня к вам деловое предложение.

— Деловое предложение! — передразнил он и захохотал, не отрывая бокала от губ. — У самой за душой ни пенса, а пришла ко мне с деловым предложением! Безмозглая корова…

Мирабелла подождала, пока барон сделает еще глоток, и продолжила спокойным тоном:

— Согласно условиям завещания моих родителей, ежегодная выплата в размере трехсот фунтов, которую вы получаете как мой опекун, прекратится меньше чем через два года, когда я вступлю в права наследства. Если вы согласитесь избавить меня от опеки раньше, я пообещаю, письменно, щедро отплатить вам, как только получу деньги. Девятисот фунтов, думаю, будет достаточно.

— Девятьсот фунтов? — повторил он не без интереса.

— Считайте, что это проценты от ваших инвестиций. Неплохой доход за такое короткое время.

Барон осушил бокал и дрожащими руками налил себе еще.

— Ты дашь мне девятьсот фунтов, если я отпущу тебя?

— В сущности, да.

Он облизнул пересохшие губы, продолжая молча смотреть на нее. «Дядя обдумывает предложение, — решила она, — можно радоваться». Но почему же тогда под его взглядом у нее от страха сжимался желудок?

— И ты дашь письменное согласие, — медленно произнес он. Так медленно и странно, что Мирабелла засомневалась, стоит ли соглашаться.

— Д-Да.

— Откуда мне знать, что ты не обманешь?

— Я же сказала, что скреплю обещание подписью, — в недоумении повторила она. — Не знаю, как еще…

— Этого недостаточно. — Дядя нетерпеливо забарабанил толстыми пальцами по столу. — Совсем недостаточно. Я не смогу подать в суд, если ты передумаешь.

— Я не собираюсь…

— Оставь мне залог.

— Что? — с трудом пробормотала она, услышав его глупое требование. — Залог?

— Плохо со слухом? Именно так я и сказал.

— Но вы прекрасно знаете, что у меня ничего нет…

— У тебя есть друзья, — намекнул он. — Небедные. Страх сменился гневом. «Каков мерзавец!» — подумала она.

— Если бы мне не было стыдно просить у Коулов взаймы, — холодно произнесла Мирабелла, — я бы не торговалась здесь с вами.

— Плевать я хотел на твои чувства.

— Очевидно, как и на наш разговор, — парировала она. — С вашего позволения.

— А ну-ка сядь! — Заметив ее колебания, он с громким стуком опустил бокал на стол, расплескав жидкость. — Сядь, я сказал!

Мирабелла присела: страх, который она испытывала всю жизнь, с легкостью вытеснил гордость.

— Я должен все обдумать, — промямлил барон. — В таких делах нельзя торопиться.

К ее удивлению и еще большему огорчению, дядя поднялся со стула и принялся неуклюже расхаживать вдоль стола.

Мирабелла с отвращением и неким трепетом наблюдала, как барон неспешно переваливается из одного конца кабинета в другой, прилагая при этом такие физические усилия, на которые, как ей казалось, он не был способен уже многие годы. Половицы скрипели и прогибались под ним, ручейки пота стекали по лицу в лужицы на вороте, и, едва успевая переводить дыхание, он бубнил себе под нос: