Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры - Ольга Эрлер Страница 61

По замыслу Александра, проникновение не только армии, но и простых эллинов в Азию, их контакты с местным населением, пусть поначалу только торговые и деловые, должны были ослабить недоверие и неприязнь двух народов друг к другу. Александр понимал, что преодолеть взаимную вековую ненависть эллинов к варварам будет очень сложно, ведь ненависть — чувство сильное, легковоспламеняемое и неуправляемое. В последние двести лет персидское золото финансировало войны эллинов друг против друга, работало на вражду. Сейчас же, перейдя в руки Александра, оно должно будет поработать на благородные цели, на объединение эллинов, а потом и на объединение эллинов с варварами. Александр понимал, что его идея необычна, более того, абсурдна для всех. Ведь даже Аристотель, не говоря о рядовых людях, считал, что эллинская нация по своей природе превосходит восточные народы и имеет полное право угнетать их.

В Элладе господствовало мнение, что азиатские народы хоть и одарены способностями, но лишены мужества, поэтому не в силах повелевать, и могут быть лишь рабами. Северные народы полны мужества, но не способны к умственной деятельности, к искусствам. Греки же, находясь как бы между этими двумя крайностями, наделены лучшими качествами тех и других — умом, талантами, мужеством — и потому способны быть свободными и обладать развитой государственностью. Персы-варвары были для эллинов такими же людьми второго сорта, как эллины для персов. Представление о том, что греки и персы — исконные враги, крепко сидело в головах людей. А пока существует понятие «врага», люди будут вести войны. Идеи Александра о равенстве людей, о том, что о людях надо судить не по национальности, а по достоинствам, по человеческим качествам, не могли встретить поддержки у его окружения. К ним надо было приучать постепенно, продуманно и на личном примере. Отсюда показательно-уважительное отношение Александра к персам, которые оказали ему поддержку и услуги, интерес к их культуре, почтение к религии и порядкам.

В Сузах Александр подарил Пармениону роскошный дворец Багоя — могущественного евнуха, приведшего Дария к власти. Из всей обстановки дворца Александр оставил себе ларец, куда решил переложить дорогие его сердцу вещи, в том числе список «Илиады» — подарок Аристотеля. Этот ларец Александр хранил под подушкой вместе с кинжалом, который, как показали дальнейшие события, оказался там не лишним.

Как-то Таис спросила разрешения Александра, занятого в соседней комнате, посмотреть содержимое нового ларчика. «Да-да, конечно», — рассеянно ответил тот. Удобно усевшись на кровати, Таис открыла ларец, но достала не свиток «Илиады», а бережно перевязанный ленточкой черный кудрявый локон — свой локон! Она вспоминала то время, когда лишилась его. Еще во Фригии, весной 333-го, почти три года назад. Они играли в фанты, и Александру выпало отрезать клок волос фанту, которым оказалась Таис. Она умоляла не резать коротко, не уродовать ее. Все смеялись, когда Александр коварно выбрал самое видное место — надо лбом, грозясь, что остриженная, она будет похожа на рабыню. Они играли друг с другом в притворные страсти. На самом деле ей не жалко было своих волос, своей красоты для него; тогда каждое прикосновение его было для нее мироположением. И вот она держит свой черный локон! Ей пришлось хлопком зажать рот, когда она извлекла еще одну вещь, принадлежавшую некогда ей. Это была маленькая оригинальная фигурка: с одной стороны голова Таис, с другой — кошки. Гениальная шутка Динона подчеркивала их сходство. Таис обожала эту вещичку и очень сожалела, когда она потерялась. Оказывается, она три с половиной года лежала у Александра под подушкой… Вот это да!

На все эти открытия ушло, может быть, полминуты, в течение которых до Александра дошел смысл ее вопроса и осознание последствий своего ответа.

— Таис, нет! — закричал он, откинул портьеру и увидел перепуганную Таис, быстро захлопывающую шкатулку. Она сунула ее под подушку, сложила руки на коленях и принялась внимательно разглядывать обитые пурпурным шелком стены комнаты. По ее виноватому лицу Александр понял, что она успела узнать все его секреты. А она поняла, что он догадался об этом по редкому и потому приводящему ее в восторг выражению смущения и растерянности, которое она видела у царя всего-то пару раз. Он молча исчез за шторой.

Они никогда не возвращались к этому эпизоду, и Таис забыла о нем волевым усилием. Конечно, был соблазн подумать над тайным, ставшим явным, но она решила, что это неприлично, так же как читать чужие письма и подслушивать чужие разговоры.

Когда Александр через две минуты вернулся и сказал, что отправит в Афины вывезенные оттуда еще Ксерксом знаменитые статуи тираноубийц Гармодия и Аристогейтона, Таис с улыбкой ответила: «Конечно, замечательная мысль. Надеюсь, у моих соотечественников хватит благородства оценить ее».

Дождавшись свежих сил из Македонии, Александр покинул Сузы в направлении Персеполя — церемониальной столицы империи и сердца древней Персиды. Оттуда 200 лет назад Кир II Великий, царь персидских земледельческих племен из рода Ахеменидов, начал свою завоевательную политику и за 20 лет подчинил Элам, Мидию, Среднюю Азию, Вавилонию и все государства вплоть до Египта, который завоевал Камбиз II, наследовавший Киру после его смерти от скифского акинака (530 г. до н. э.). Сам Камбиз умер (522 г. до н. э.) по пути из Египта в Иран, где началось поднятое его братом восстание. После семимесячной смуты к власти пришел Дарий I, которому, в свою очередь, пришлось подавлять мятежи во всех областях империи. Это был тот самый Дарий, который на своей могиле повелел написать: «Никто не сделал столько добра друзьям и зла врагам своим. Я мог все!»

Восстановив единство империи, Дарий реформировал ее управление, ввел институты сатрапов — «хранителей царства», зафиксировал уплату ими денежных податей (232 тонны серебра в год), ввел единую монету — золотой дарик, укрепил армию и стал активно привлекать в нее греческих наемников. Реформы усилили державу, расширенную Дарием за счет завоевания северо-западной части Индии (518 г. до н. э.). Подавив восстание малоазийских греков (500–493 гг. до н. э.), Дарий пошел войной на Грецию, понимая, что персидское господство в Малой Азии не будет прочным, пока балканские греки сохраняют свою независимость.

Так начались неудачные для персов греко-персидские войны (490–449 гг. до н. э.), длившиеся 41 год. Персы изрядно разорили Элладу, но потерпели несколько крупных поражений: в битве при Марафоне (490 г. до н. э.), морской битве при Саламине (480 г. до н. э.), сухопутной — при Платеях (479 г. до н. э.), морском сражении у мыса Микале (479 г. до н. э.) и у берегов Кипра (449 г. до н. э.). Эти поражения вынудили персов отказаться от идеи захвата Греции. Постоянные восстания внутри огромной многонациональной державы и военное поражение в войне с греками заставили Артаксеркса I и его преемников радикально изменить методы внешней политики и дипломатии. Они стали натравливать одни государства на другие, прибегая при этом к подкупу.

Эта политика совершенно оправдала себя в Пелопонесской войне (431–404 гг. до н. э.) между Спартой и Афинами. Персия помогала то одной стороне, то другой, радуясь истощению обоих противников. По «Анталкидову» миру 386 года в результате многочисленных военных действий и хитрой внешней политики персы вернули себе господство над восточным побережьем Эгейского моря и восстановили контроль над греками Малой Азии. Пришедший к власти в 358 году до н. э. Артаксеркс III Ох прежде всего предусмотрительно истребил всех своих братьев, чтобы предотвратить дворцовые перевороты, однако избежать покушения ему не удалось. Разрушив восставший финикийский город Сидон и снова подчинив в 342 году Египет, он пал жертвой дворцовых интриг, приведших к власти в 336 году до н. э. уже знакомого нам Дария III Кодомана.