Ночь герцогини - Элоиза Джеймс Страница 62

– Подумаешь, тоже мне открытие! Что он такого необыкновенного сделал?! – кипятился мистер Педдл. – Человеку просто нечем заняться – вот он и проводит время, считая звезды в небе.

– Но иметь карту звездного неба тоже очень важно! – вступилась Гарриет. – Должны же мы понимать мир, в котором живем, разве не так? А для меня лично открытия в астрономии имеют ничуть не меньшее значение, чем, например, открытия в мире животных.

– А я с вами не согласен, молодой человек! – набычился мистер Педдл. – Когда вы станете старше, то поймете, что между человеком, который посвятил всю свою жизнь изучению редких животных, который проводит скрупулезные научные исследования, и другим, который только и делает, что торчит во дворе со стаканом вина в руке и часами глазеет на небо в ожидании, когда появится какая-нибудь звезда, есть большая разница!

Джем незаметно толкнул ее локтем.

– Бедняге до смерти хотелось стать членом Королевского общества, да не удалось – его кандидатуру отвергли, – шепнул он. – Сочли, что миграции цикад – тема, не настолько важная, чтобы ею занималась академия. А он добрых семь лет ухлопал на то, что наблюдал за этими тварями.

– Возьмите, к примеру, Стрейнджа! – продолжал ораторствовать мистер Педдл. – Его тоже сделали членом Королевского общества – но благодаря его фундаментальным исследованиям, его смелым экспериментам с земноводными! Его вклад в науку трудно переоценить! В этом нет никаких сомнений.

Гарриет, покосившись на Джема, выразительно вскинула брови.

– Несомненно!

– Это было, уже лет пять назад, – вмешался Джем. – Для меня эти исследования – дело прошлое.

Тем же вечером немного позднее Гарриет спросила Джема:

– Разве ты не горд тем, что тебя избрали членом Королевского общества?

– Горд?.. – Джем пожал плечами. – Не знаю. Вообще говоря, я куда больше горжусь тем; что самолично сконструировал мост через реку. Пять арочных пролетов, – хвастливо объявил он. – И больше сотни футов в высоту, представляешь?! – И расстелил перед ней чертежи.

– Какая красота! – ахнула Гарриет, восхищенно разглядывая один чертеж за другим.

Постепенно Гарриет начала понимать общественную ценность личности Стрейнджа. Ее пленили его изобретательность, пытливый ум и научные познания.

– А ты? Чем ты гордишься больше всего? – спросил ее Джем.

– Понимаешь, мировой судья городка, где я живу, страшный пьяница. Поделать с этим ничего нельзя. Поэтому я присутствую на всех заседаниях и беру на себя все обязанности судьи.

– Ты? – Джем подскочил от удивления и молча уставился на нее.

Его ошеломленный вид доставил Гарриет немалое удовольствие. Прошло немало времени, прежде чем он опомнился.

– Ну конечно! – пробормотал он. – Конечно, пьяницу судью заменяешь ты! Как же это я не догадался?!

Они говорили еще.

Она увлеклась и стала рассказывать то, о чем до этого не говорила никому: каким представляется ей мир, в котором они живут, с какими несправедливостями ей приходится бороться.

Как ни странно, оказалось, что Джему было интересно слушать ее рассказы о Сиббле, самом изобретательном мошеннике во всем Берроу.

– Это просто чума для нашего города, – сказала Гарриет. – Пока он на свободе, никто не может чувствовать себя в безопасности. А для него самого это что-то вроде игры.

Джем, слушая о его «подвигах», хохотал не переставая.

А ночь они снова провели вместе. Лежа рядом с Гарриет, Джем забавлялся – налив в бокал благородного бургундского многолетней выдержки, капал ей на грудь, после чего слизывал багрово-алые капли.

– Ты так и не ответила мне – и я до сих пор не знаю, – согласна ли, выйти за меня замуж? – вдруг спросил он. Они уже успели вместе принять ванну и снова забрались в постель.

– Что? – сонным голосом спросила Гарриет.

– Я просил тебя стать моей женой, – повторил Джем. Прядь темных волос упала ему на лицо, так что не видно было глаз. – Может, помнишь?

– Я... но ведь это же была шутка, верно? Разве нет? Гарриет затаила дыхание, ожидая ответа, но вместо этого услышала вопрос, которого никак не ожидала.

– Каким был твой муж? Расскажи мне, – вдруг попросил он.

– Ну... на завтрак он предпочитал овсянку, – смешливо пробормотала она.

– Я не это имел в виду.

– Он занимался со мной любовью совсем по-другому... не так, как ты, – если ты это имеешь в виду.

– Это я уже тоже понял. Расскажи то, чего я еще не знаю.

– Он любил шахматы, очень... наверное, больше всего на свете. Это была его страсть...

Джем молчал. Но теперь она уже знала его достаточно, чтобы догадаться, о чем он думает. Скорее всего, он уже успел сообразить, что ее муж любил шахматы куда сильнее, чем жену.

Гарриет молчала, не зная, что сказать.

– Мой муж покончил с собой, – наконец с трудом выдавила она.

Признаться в этом было мучительно – все равно, что резать по живому... Ощущение было такое, будто открылась едва зажившая рана, но Гарриет больше не могла держать это в себе.

– Так что советую хорошенько подумать, прежде чем делать мне предложение, – криво улыбнулась она. – Кое-кто из наших знакомых до сих пор уверен, что Бенджамин наложил на себя руки, потому что был глубоко несчастлив... со мной.

Вместо ответа Джем крепко обнял ее и молча прижал к себе. Так прошло какое-то время. А потом вдруг она услышала, как с его губ сорвалось одно слово... и не поверила своим ушам. Это было очень древнее, оставшееся от далеких англосаксонских предков слово... яростное ругательство, которого она в жизни от него не слышала.

Стена, которую она возвела собственными руками, чтобы держать его на расстоянии, внезапно дала трещину. А может, это была уже далеко не первая... и не только в этой стене, а и в той, другой, гораздо более мощной, которой Гарриет после самоубийства Бенджамина отгородилась от всего остального мира.

– Любимая... – хрипло проговорил Джем. Зарывшись лицом в ее волосы, он покрывал их поцелуями. И с такой неистовой силой сжимал ее в объятиях, что у Гарриет хрустнули кости. – Он был полным идиотом, этот твой муж! Впрочем, ты ведь и сама это знаешь, верно? Извини. Конечно, о мертвых не принято говорить плохо, и у меня нет никакого права...

Гарриет кивнула.

– Нет, Бенджамин не был дураком, – внезапно сказала она. – Просто... понимаешь, он был так несчастлив, что даже не вспоминал обо мне. В его сердце для меня не было места.

– Зато моим ты владеешь безраздельно, – прошептал Джем.

И сделал все, чтобы это доказать.

19 февраля 1784 года