Другая королева - Филиппа Грегори Страница 62

– Мы сообщили ему тотчас же, – самоуверенно отвечаю я. – Я не знаю, почему он от вас это скрыл. Я думал, он вам скажет.

Сесил кивает, словно это ценное наблюдение.

– Она думает, что сделает моего кузена королем? – яростно спрашивает Елизавета. – Что он будет править Шотландией и станет моим соперником? Томас Говард думает, что будет королем Томасом Шотландским?

– Она не делилась этим со мной, – отвечаю я довольно честно. – Я только знал, что она надеялась, что они поженятся с вашего разрешения и что он поможет ей с шотландскими лордами. Ее величайшим желанием, насколько я знаю, всегда было возвращение в свое королевство и правление в нем благодаря союзу с вами.

Я не говорю: как вы обещали. Не говорю: как вы обещали, что всем нам известно. Не говорю: если бы только вы слушали свое сердце, а не подлые измышления Сесила, ничего этого не случилось бы. Королева не из тех хозяев, кому нужно напоминать о нарушенных обещаниях. А я тут борюсь за свою жизнь.

Она встает со стула и идет к окну, чтобы выглянуть на дорогу, убегающую от замка. У каждой двери выставлены дополнительные стражи, у ворот – дополнительная охрана. Этот двор по-прежнему опасается осады.

– Те, кому я верила всю жизнь, предали меня в этом году, – с горечью произносит она. – Те, кому я доверила бы свою жизнь, подняли против меня оружие. Почему они это сделали? Почему предпочли мне эту выросшую во Франции чужачку? Эту королеву без доброго имени? Эту так называемую красавицу? Многомужнюю девицу? Я отдала свою молодость, красоту и саму свою жизнь этой стране, а они бегают за королевой, живущей ради тщеславия и похоти.

Я едва смею говорить.

– Думаю, дело, скорее, в их вере… – осторожно произношу я.

– Вопрос не в вере, – оборачивается она ко мне. – Я бы позволила всем исповедовать ту веру, которую они пожелают. Из всех монархов Европы я единственная, кто разрешил бы людям поклоняться Господу по их собственному смотрению. Я единственная, кто обещал и дал им свободу. Но они превращают это в вопрос верности. Вы знаете, кто сулил им золото, если они пойдут против меня? Сам папа. У него был банкир, раздававший золото мятежникам. Нам все об этом известно. Им платят иностранные, враждебные силы. Это превращается в вопрос веры, это измена мне. Дело не в вере, дело в том, кто будет королевой. Они выбрали ее. Они умрут за это. Что вы выбираете?

Она ужасна в гневе. Я падаю на колено.

– Как всегда. Я выбираю вас, Ваше Величество. Я был верен вам с тех пор, как вы взошли на трон, а до вас – вашей сестре, а до нее – вашему канонизированному брату. До него – вашему великому отцу. До них моя семья служила каждому коронованному королю Англии, начиная с Вильгельма Завоевателя. Каждый король Англии мог рассчитывать на верность Талбота. То же и с вами. То же и со мной. Я ваш; сердцем и душой, как всегда моя семья принадлежала королям Англии.

– Тогда почему вы позволили ей писать Ридольфи? – резко спрашивает она.

Это ловушка, и она ее расставляет, а голова Сесила клонится, он смотрит на свои ноги, чтобы лучше расслышать мой ответ.

– Кому? Кто такой Ридольфи?

Она машет рукой.

– Вы хотите сказать, что не знаете это имя?

– Нет, – честно отвечаю я. – Я никогда не слышал об этом человеке. Кто он?

Она не отвечает на мой вопрос.

– Тогда неважно. Забудьте это имя. Почему вы позволили ей писать ее послу? Она планировала с ним изменническое восстание, будучи под вашим надзором. Вы должны были об этом знать.

– Клянусь, я не знал. Все письма, которые я находил, я посылал Сесилу. Всех слуг, которых она подкупила, я отослал прочь. Своим собственным слугам я платил вдвое, чтобы сохранить их верность. Я из собственного кармана оплачивал дополнительную охрану. Мы живем в худшем из моих замков, чтобы она была поблизости. Я слежу за слугами, слежу за ней. Неустанно. Мне приходится переворачивать даже брусчатку на дороге, ведущей к замку, в поисках тайных посланий, рыться в ее шелках для вышивки. Приходится осматривать телегу мясника и нарезать хлеб. Мне самому нужно быть шпионом, чтобы искать все эти письма. И я все это делаю, хотя это – работа не для Талбота. И обо всем докладываю Сесилу, словно я – один из шпионов у него на жалованье, а не дворянин, у которого живет королева. Я делал все, о чем меня можно с честью попросить, делал и больше. Я унизил себя, чтобы сделать для вас больше. Я исполнял поручения, какие, полагаю, не исполнял никто в моем роду. Все по просьбе Сесила. Все для вас.

– Тогда, если вы все это делали, почему вы не знали, что она затевает заговор под вашей собственной крышей?

– Она умна, – отвечаю я. – И каждый, кто видит ее, хочет ей служить.

Я тут же жалею, что не проглотил эти слова. Надо быть осторожнее. Я вижу, как сквозь румяна на щеках королевы пробивается краска.

– Запутавшиеся люди, глупые люди, забывшие, что вы и ваша власть для них сделала. Они хотят служить ей по собственному неразумию.

– Говорят, перед ней невозможно устоять, – праздно замечает королева, побуждая меня согласиться.

Я качаю головой.

– Мне она такой не кажется, – говорю я, покрутив эти отвратительные слова на языке, прежде чем вымолвить. – Она часто больна, часто не в духе, часто у нее дурное настроение, она не очень приятна. Не та женщина, которой я стал бы восхищаться.

Королева впервые смотрит на меня с интересом, а не с враждебностью.

– Что? Вы не находите ее красивой?

Я пожимаю плечами.

– Ваше Величество, вспомните, я недавно женился. Я люблю свою жену. Вам известно, как умна, опрятна и здравомысляща Бесс. А вы – моя королева, самая прекрасная и милостивая королева на свете. Я ни разу не взглянул ни на одну женщину, кроме вас и моей Бесс, за эти три года. Королева Шотландии – это бремя, которое вы попросили меня нести. Я делаю это из любви и верности вам. Но речь не о том, что мне нравится ее общество.

На мгновение я почти вижу ее, мою дивную королеву Марию, словно моя ложь ее призвала. Она стоит передо мной, опустив бледное лицо, ее темные ресницы лежат на безупречных щеках. Я почти слышу третий петушиный крик, когда отрекаюсь от своей любви к ней.

– А Бесс?

– Бесс старается изо всех сил, – говорю я. – Старается, потому что любит вас. Хотя оба мы предпочли бы быть при дворе с вами, а не жить в Татбери с шотландской королевой. Это для нас обоих изгнание. Мы оба очень несчастливы.

Здесь я хотя бы слышу, что голос мой звучит правдиво.

– Мы оба очень несчастны, – честно говорю я. – Не думаю, что кто-то из нас предполагал, что это будет так тяжело.

– Расходы? – насмешливо спрашивает королева.

– Одиночество, – тихо отвечаю я.

Она вздыхает, словно подошла к концу тяжелой работы.

– Я все время верила, что вы были мне верны, что бы кто ни говорил. И моя добрая Бесс.