Закон скорпиона - Эрин Боу Страница 62

– Я учила историю.

– Историю… – протянул аббат. Как и я, он любил историю, но сейчас произнес это слово так, будто оно почти ничего для него не значило. – Грета, я рассчитывал дать тебе больше подготовки, больше времени, больше… – Он не стал договаривать и повернулся к Талису, медленно, как орудийная платформа.

– Майкл, предупреди ее. Лучше сейчас.

И Талис… Как ни странно, стратегический ум эпохи не мог подобрать слов. Лицо у него было озадаченное, как у маленького ребенка. Он казался… беззащитным. Я решила сказать, главным образом из жалости:

– Я все знаю. Большинство ВЛ погибло.

– Да, – начал он, но остановился и провел рукой по затылку, отчего волосы снова взъерошились, как иглы дикобраза. – Короче, дело в том, что человеческий разум – чудо интеграции. Вы успешно обманываете самих себя, считая, что человек – единое целое, что есть одно главное маленькое «я», которое за все отвечает. Это полный самообман, фикция. Но это работает. Виртуальные личности – другие. У нас есть слои. – Он щелкнул языком. – У нас есть слои, и мы их теряем. Раньше специалисты называли это отслаиванием. При этом они представляли, как снимают слои шелухи при чистке лука, но этот термин не описывает всей сути. Клиенты тоже называли это отслаиванием, но мы под этим подразумевали… нечто иное.

Меня будут отслаивать! По телу побежали мурашки. Мне вспомнился смартплексовый планшет в руках у Толливера Бёрра. Вот и со мной так будет. Разлечусь на куски, и каждый кусок будет продолжать звучать, продолжать помнить…

– Ты должна понимать это, – сказал аббат. – Понимать, прежде чем сделаешь выбор.

Я посмотрела на аббата, на хорошо знакомую мне абстрактную картинку, которая заменяла ему лицо. Посмотрела на Талиса, который вдруг снова заулыбался. Его улыбка была как солнце: такая яркая, что на нее было больно смотреть.

«Внутрь гляди, – писал Аврелий, – внутри источник блага, и он всегда может пробиться, если будешь всегда его откапывать» [20].

Элиан смотрел на меня не отрываясь. Рука Зи скользнула в мою и переплела пальцы с ее пальцами. «Поглядев внутрь», я ответила:

– Я выбрала.

Три дня. Талис куда-то исчез, сияя и неся разную чепуху, и позже возвратился с известием. Ремонт серой комнаты займет три дня. Талис был весь перепачкан смазкой, держал в руках мультиинструмент и выглядел очень довольным.

– Но мне потребуется посидеть ночь-другую. В обители существует кофе? – На него смотрели все, но обращался он только ко мне. – Грета, держу пари, что ты больше по чаю, и честно скаж у, тут ты категорически неправа, но подойдет все, содержащее кофеин.

– Та-а-ак, кофе, значит, – протянул Элиан. – Да, вам как раз не помешает быть поактивнее.

Я вмешалась, чтобы спасти Элиана от самого себя (уже в который раз).

– Боюсь, что если он не растет в Саскачеване, то у нас его нет, властелин Талис. То есть исключены и кофе, и чай. Но тем не менее благодарю за сообщение, сколько мне осталось жить.

Он улыбнулся мне непривычно сдержанной улыбкой. А потом – о чудо! – ушел.

– Ты только что отшила Талиса, – сказал Элиан. – Ты должна меня научить, как это делать.

– Мне кажется, ты задела его чувства! – Да Ся удивленно воззрилась вслед ВЛ.

– Что заставляет тебя думать, будто у него есть чувства? – поинтересовался Элиан.

– Если у него нет чувств, – сказала я, – то что же он испытывает по отношению ко мне?

Мы сидели на скамейке, там, где когда-то складывали тыквы как символ неповиновения и надежды. Внизу, как мыши под тенью ястреба, суетились камберлендцы, пытаясь уложиться в отведенный Талисом срок.

– Атту отпустили? – спросил Элиан.

Зи кивнула:

– Камберлендцы его осмотрели. Небольшое сотрясение. Он уже нормально себя чувствует. А вот Хан…

– Да. – Элиан опустил глаза и принялся отрывать от деревянной скамейки длинную щепку. – Знаю.

Хан и Грего. Я столько упустила. Столько потеряла. Но и сделала кое-что хорошее. Оранжевые тыквы, например, уже стали ярче. Зреют. У них все получится.

У Элиана тоже все получится.

Он, кажется, этому не слишком радовался.

– Не понимаю. С того самого дня, как меня притащили сюда, я готовился умереть – мы оба готовились, – и ты ждала этого спокойно.

– Я ошибалась.

Я сказала это очень просто. Как будто от этих слов не сжималось мое сердце. Как будто это знание не выбило опору из-под ног, оставив мне шаткое равновесие.

– Я ошибалась. Всю жизнь я… Элиан, здесь погибли мои друзья. Один мальчик до тебя… Ты его не знаешь, но он был моим другом, мог бы быть моим другом. И он погиб. Мне хотелось, чтобы это было не напрасно. Я хотела, чтобы все оказалось правильно.

– Это не напрасно, – проговорила Зи.

– Но все неправильно. И всегда так было.

– Да. Все неправильно.

Элиан все еще смотрел на меня так, будто я превратилась в курицу.

– Так что, ты просто собираешься стать заодно… с этой штукой?

Элиан разорвал свою полоску дерева в мелкие щепки и бросил в том направлении, куда ушел Талис.

– Я спасу нас. Всю жизнь я пыталась, но у меня не выходило. Наконец у меня появилась возможность. Я спасу нас.

Помолчав, я глубоко вздохнула.

«Это больнее, чем ты можешь себе представить», – предупреждал Талис.

Талис, который прекрасно знал, сколько я в состоянии себе представить. Который видел, как мне ломают руки.

Камберлендцы паковались, но никто не убрал яблочный пресс. И камеры.

Зи обняла меня. Я прижалась к ней и закрыла глаза.

Утро продолжалось, теплея. Ударный корабль уже почти загрузили.

Остался один груз – гроб. Конечно, они прилетели с гробами. В него положили тело Грего, чтобы репатриировать на территорию Балтийского альянса. За четыреста лет Грегори станет первым заложником, которому устроят достойные похороны. Для камберлендцев это первый шаг в переговорах о репарациях – которые, вероятно, будут долгими и болезненными. Для нас это был друг, который погиб и теперь покидает нас. Мы смотрели, как простой ящик поднимают по трапу, и держались за руки.

Молодая камберлендка вернулась с лошадью Талиса, которая (несмотря на то, что ее бог знает сколько довольно жестко гнали) оказалась живехонькой. Девушка вела ее, держа за… штуку, за которую ведут лошадь (лошади – не моя сильная тема), а та, видимо, проверяла, нет ли у нее за ушами кусочков сахара. Обе улыбались.

Элиан беспокойно ходил взад и вперед, не в состоянии усидеть на месте, сдержать свои порывы – ведь он был «лишен преимуществ образования, полученного в обители». Он посмотрел на лошадь, потом снова на нас с Да Ся, сидящих рядышком. Кто-то из младших заложников принес нам ооновское голубое покрывало и еды – горячую лепешку и соленый козий сыр.