Птица без крыльев - Кэтрин Куксон Страница 62

— Родители — против, а братья нас поддержали.

— Очень похвально, очень. И что они о себе возомнили! Кто они такие, в конце концов? Знаете, моя милая, — доктор Бейли ободряюще похлопал ее по плечу, — на мой взгляд, вы подойдете в жены любому мужчине из самого высокого общества. Есть в вас что-то особенное, нечто выделяющее вас среди других.

Глаза Агнес налились слезами. Добрые слова лишили ее мужества, последние дни нервы девушки были на пределе.

— Вы очень добры, доктор, все понимаете, — еле слышно прошептала она. — И еще я хотела просить вас: пришлите мне счет за ваши услуги.

— Но почему платить должны вы? Его семья очень состоятельная.

— Знаю, и все же оплатить счет хочу я. К тому же, — через силу улыбнулась Агнес, — я тоже не очень бедная.

— Хорошо, пусть будет так, если вы этого хотите. Деньги остаются деньгами: главное — их получить, и неважно, кто их платит.

— У вас не очень хорошо получается притворяться, доктор.

— Вы это серьезно? А мне казалось, что все в округе знают, что со стариной Бейли никому не сравниться. Я на них такого страху нагнал, действует получше любого слабительного, — рассмеялся он своей шутке.

Агнес поддержала его, качая головой.

— А сейчас мне предстоит принимать роды, — останавливаясь у кухни, сообщил доктор. — Никаких осложнений быть не должно, женщина молодая. И я вам так скажу: никогда бы не подумал, что изменю свое мнение о ком-то из Фелтонов. Но этот парень молодец, могу судить по тому, что видел сам. Да и в округе о нем отзываются неплохо. Прилежный работник, никаких пьянок, никаких безобразий. Ну, мне пора. Не провожайте меня, я сам найду дорогу. — У двери доктор обернулся. — Машина за мистером Фарье придет завтра в три. Советую воспользоваться моментом, как говорится: куй железо, пока горячо.

Агнес стояла, задумчиво глядя вслед доктору. На что он намекал? Неужели… Нет, а там, кто его знает, от него всего можно ожидать. Поговаривали, что в Гейтсхеле у него была любовница. Да уж, куй железо, пока горячо, а Чарльз так слаб…

Слова доктора всплыли у Агнес в памяти, когда вечером она пришла пожелать любимому доброй ночи.

— Если бы ты осталась сегодня со мной, — говорил он, крепко обнимая ее. — Всего на одну ночь. Я знаю, что это невозможно, но все же какое бы это было блаженство.

«Да, если бы я только решилась», — думала Агнес. Но рядом, за дверью была мать. И девушка смогла позволить себе лишь обнять и поцеловать Чарльза. При этом она почувствовала, что ей следует держать себя в руках, да покрепче, иначе еще немного, и соседство матери перестанет быть преградой.

Для второго батальона Даремского пехотного полка этот год стал знаменательным. Прежде служба их не очень обременяла. Единственным исключением было участие в наведении порядка в Брэдфорде во время стачки. В 1911 году они получили кубок армии по хоккею, а в 1913-м впервые в истории полка выиграли первенство по футболу. Для рядовых жизнь текла спокойно и размеренно, в отличие от первого батальона, которому пришлось помотаться по свету.

Но когда 4 августа 1914 года Великобритания объявила Германии войну, все изменилось. В батальоне не было человека, который не горел бы желанием немедленно отправиться к месту сражений и выбить дурь из кайзера и его паршивой армии. «Дайте нам только туда добраться, все сразу будет кончено! Мы им покажем, кто главный!» Подобные настроения царили повсеместно.

Немедленно началась мобилизация. Все резервисты были призваны на действительную военную службу. На северо-востоке страны от добровольцев не было отбоя, поэтому шло быстрое формирование новых батальонов, получивших название «Вторая линия».

Глубокое волнение охватило все население. Страна кипела, как котел. Всеобщее возбуждение усиливали женщины. С искренним подъемом и воодушевлением провожали они бодро марширующие колонны. Их переполняла гордость за мужчин, с улыбками шагавших к пристани, они видели в них героев. Но всего через несколько дней многим из этих парней суждено было обильно полить своей кровью землю Франции, а жены и матери из разных сословий стали получать роковые телеграммы и оплакивать погибших, утешаясь, что их близкие сложили головы за свое отечество.

Как ни странно, но с течением времени количество потерь не охладило боевой дух. Трусами считались те, кто не желал идти умирать в холоде и грязи, кто не верил в необходимость и справедливость войн. Эти люди считали войну делом рук выживших из ума фанатиков, которые наделали массу ошибок и запутались в них, заставляя тысячи молодых людей расплачиваться за это своими жизнями, а ведь для многих жизнь еще только начиналась.

Церкви были заполнены женщинами, молившими о победе для своих мужей и сыновей, убивавших немцев. Они верили, что Бог на их стороне и все будет хорошо… когда-нибудь…

* * *

Чарльз лежал в постели на веранде. Агнес сидела рядом.

— Да, дорогая, — говорил он сидевшей рядом с ним Агнес, — мне пришло в голову, что этим я бы сильно огорчил отца и Реджи, потому что с моими убеждениями я не пошел бы воевать. И все же меня могли бы вынудить. Представляю мамино лицо, мнение друзей… Знаю, что они сказали бы: «Сын полковника Фарье сознательно уклоняется от призыва, значит он трус». Я и в самом деле не очень храбрый человек… Смог бы я устоять перед давлением родных и знакомых?

— Дорогой, конечно, ты смог бы, и я была бы рядом с тобой. Но это бессмысленная бойня, и участвовать в ней — настоящее безумие. На соседней улице живет семейство Ноубл [4]. Помню, как миссис Ноубл, появившись у нас в магазине, объявила с восторгом: «Мой сын теперь тоже там. Благородное имя, благородная натура». А перед этим она уже потеряла двух братьев, но это, казалось, не остудило ее воинственных настроений. Ее сын погиб, не пробыв во Франции и трех суток. Она приходит каждый день за нюхательным табаком, как доложил мне Артур Пибл, ты его знаешь. С началом войны он очень изменился — страшно боится, что его могут призвать. Я успокаиваю его тем, что ему уже тридцать восемь. Приходится каждый день подбадривать его. Вся былая чопорность с него слетела, и теперь он нормальный человек. — Агнес улыбнулась и зябко передернула плечами.

— Ты замерзла?

— Нет, что ты. Как я могу замерзнуть, когда на мне столько всего надето: шерстяное платье, пальто с шарфом, теплая шляпа, перчатки, да еще и сапоги. Нет, милый, мне не холодно. Думаю, меня бросает в дрожь при мысли о войне, о том, что она с собой несет. Ты говоришь, что не считаешь себя смелым, но я могу точно сказать, что бы произошло, если бы не твоя болезнь. Ты бы не побоялся открыто высказать свое мнение и, как многие другие, оказался бы в тюрьме или на какой-нибудь унизительной работе. Есть, кстати, какие-нибудь вести от Реджи?