Мгновения жизни - Марика Коббольд Страница 63

— Ну, так следует сопровождать этот снимок текстом или нет? — пожелала узнать Грейс. — Потому что я снабдила бы фото таким заголовком: Женщина в золоченой клетке на грани срыва. И почти наверняка люди разглядели бы в ней нечто подобное. Твоя же подпись звучала бы: Миссис Чарльз Филлипс и ее счастливый выводок перед своим комфортабельным домом в Уимблдоне. В обоих случаях мы подталкивали бы зрителя в том направлении, в каком текут наши собственные мысли. Для некоторых фотографий и при определенных обстоятельствах это имеет смысл. Но тогда разрушаются партнерские отношения, и фотография не имеет другой жизни, кроме той, что задана текстом под ней.

— Ладно, я скажу в галерее, чтобы они не давали заголовки твоим фотографиям. А теперь можем пойти к «Харви Николзу» [10].

Грейс обожала ходить по магазинам с Анжеликой, умевшей покупать именно те вещи, по которым втайне умирала сама Грейс, — всякие штучки из розовой шерсти, вельвета, приталенные кружевные кофточки и блузки. Словом, вся та одежда, которая превращала Анжелику в прекрасную богиню, а Грейс выглядела в ней гренадером гвардии шотландских стрелков, наряженным в шапочку для душа с оборками.

— Простой покрой из ткани серого или темно-синего цвета, — всегда говорила миссис Шилд, когда Грейс выросла. — Никакой вычурности и категорически никакого розового цвета.

Она была права. Грейс заменила темно-синий черным, но в остальном строго придерживалась совета мачехи. Открыв ее платяной шкаф, можно было обнаружить там три пары черных брюк прямого покроя и два черных жакета: один льняной, другой из шерсти пополам с кашемиром. Там были также и черная кожаная юбка-колокол до колен, белая хлопчатобумажная блузка, две черные и четыре белые футболки, черный джемпер под горло, два черных джемпера с вырезом мысом, оба из кашемира, и один красный хлопчатобумажный свитер, который она надевала, когда хотела доказать себе, что не всегда носит только черное или белое. Однообразие цвета компенсировалось мягкостью тканей. Свои кашемировые джемпера она носила, как рыцарскую броню или кольчугу. Кашемир разговаривал. Он говорил: «Не рассчитывайте трахнуть меня». Нижнее белье у нее было самым заурядным. Если бы оно могло разговаривать, то, как подозревала Грейс, выразилось бы примерно следующим образом: «Ладно, можете меня трахнуть, но не рассчитывайте, что я когда-нибудь надену трусики «танга»».

Следуя в кильватере Анжелики, совершавшей тур по универмагу, — наблюдая за тем, как она примеряет вещи, держа на вытянутых руках джемпера, на которые указывала Грейс (ее жажда к вычурным розовым и воздушным штучкам удовлетворялась близостью к ним). Но, наверное, в этот раз в ее глазах было особенно тоскливое выражение, потому что Анжелика силой сунула ей в руки джемпер и подтолкнула к примерочной кабинке.

— Ступай примерь.

— Он же нежно-голубого цвета.

— Я вижу, не слепая.

— У него рукава с буфами и ворот с оборками.

— Именно так, Грейс.

— Я буду выглядеть в нем, как обезьяна из сказок Беатрисы Поттер [11].

— Не говори глупостей. Ты очень симпатичная женщина.

— Джемайма Паддлдак [12] тоже была очень симпатичной уткой, тем не менее она выглядела чертовски глупо в своем голубом берете.

— Ты не похожа на утку, и в руках у тебя не берет. Давай, примеряй, я ведь вижу, как он тебе нравится.

Грейс подчинилась и надела джемпер. Как она и ожидала, вид у нее был совершенно дурацкий, тем не менее, она все-таки вышла из примерочной кабинки, чтобы доказать свою правоту.

— Вот это да, — изрекла Анжелика, — вот это да. — Она умолкла, склонив голову набок и внимательно разглядывая Грейс. — Собственно, да, ты была права. Он тебе не идет. Эта вещичка совершенно не в твоем стиле, верно?

Грейс уже собиралась ответить: «Я же тебе говорила», — когда увидела его, Джефферсона Макгроу. Он стоял у кассы, держа в руках ворох женской одежды. На этот раз это действительно был он — не мираж, не обман зрения, а тот самый юноша, в которого она без памяти влюбилась в то лето, когда ей исполнилось восемнадцать лет. Тот самый юноша, который едва не стал отцом ее ребенка. Мужчина, для которого она почти наверняка ничего не значила. Она сделала шаг вперед.

— Подбери челюсть, — скомандовала Анжелика.

— Это Джефферсон.

— Я думала, ты с этим покончила.

— Нет, правда, это он. — Голос у Грейс дрожал, она умолкла, перевела дыхание и сделала новую попытку. — Смешно, наверное?

Анжелика оглянулась на кассу.

— Настоящий красавчик, однако.

— Джефферсон. — Грейс не сводила с него глаз, а он передал одежду продавщице и улыбнулся своей бесхитростной и открытой улыбкой, которую она запечатлела на бесчисленных фотоснимках.

— Не стой столбом. — Анжелика легонько подтолкнула Грейс в спину. — Подойди к нему и поздоровайся.

— Я не могу.

— Почему, ради всего святого?

— Просто не могу, и все. — Грейс на мгновение отвела от него взор, обернувшись к Анжелике. — Ты права, это не может быть он. Я хочу сказать: что происходит с нами и с розничной торговлей? В самый первый раз я встретила его, когда выходила из магазина меховой одежды.

— Не стой столбом, говорю тебе. Не теряй времени.

Грейс вздохнула, расправила плечи и…

— Где он?

— Полагаю, он исчез, как это случается со всеми призраками, оставив после себя лишь облачко дыма.

— Это был он.

— Ну, так беги за ним. Он не мог уйти далеко, разве что он умеет летать.

Грейс бросила на нее один только взгляд и побежала. На ней по-прежнему был джемпер из ангорской шерсти. Когда она подбежала к эскалатору, ее остановил местный детектив. Пока она убеждала менеджера отдела, что не собирается красть джемпер («Пожалуйста, прошу вас, поставьте себя на мое место; неужели вы бы стали носить это?), Джефферсон, если это был он, исчез.

— После того как мы с Томом развелись, он стал мерещиться мне на каждом шагу, — успокоила Анжелика Грейс, стоявшую у эскалатора с таким видом, словно у нее из-под носа увели рождественский подарок. — Однажды я увидела его в хлебнице. Ну, его голову, точнее говоря.

Грейс расслабилась и улыбнулась подруге.

— Ты права. Это просто не мог быть он; уж слишком похож на себя самого.

— Уверена, кому-то твои слова могут показаться исполненными глубокого смысла.

— Что он мог делать в таком месте, как универмаг «Харви Николз», да еще с ворохом женских тряпок в руках?