Все девочки взрослеют - Дженнифер Уайнер Страница 64

— Кэнни?

Я подскочила как ужаленная, сунула книгу в сумку Джой и направилась к лестнице. Питер смотрел на меня из прихожей.

— Ты еще не оделась?

— Кажется, у нас неприятности, — тонким голосом сообщила я.

— Что случилось?

— Джой…

Я покачала головой. Сейчас не время. Потом разберусь.

— Неважно. Спущусь через минуту.

Я побежала обратно в спальню за юбкой, которую накануне забрала из химчистки, розовой кашемировой двойкой и жемчугом Саманты.

Через пять минут я предстала перед Питером на кухне.

— Ну как? — спросила я. — Похоже, что я молода и полна сил?

На Питере были хаки и хрустящая голубая хлопковая рубашка. Теперь, когда кровь перестала сочиться из пореза, он выглядел великолепно. Вечером, когда Джой отправилась спать, я помогла мужу подобрать одежду. На мой взгляд, брюки как бы говорили: «Готов гулять с ребенком без напоминаний», а рубашка утверждала: «Хорошо зарабатываю, имею медицинскую страховку».

Питер оглядел меня.

— Думаю, либо бусы, либо каблуки. Но не то и другое вместе.

— Перебор?

— Ты словно собралась на маскарад в наряде Джун Кливер.

Я сунула жемчуг в карман фартука и пригладила волосы. Вкусно пахло пирогом, побулькивал кофе. На каминной полке в гостиной выстроилась прелестная армия семейных снимков в серебряных и полированных деревянных рамках. Разумеется, на них не было ни пылинки. До возвращения тринадцатилетней строптивицы еще несколько часов. Вечером обсудим то, что она прочитала. Вот и славно.

Реми Хеймсфелд («Реми — сокращенно от Джереми») оказался двадцатипятилетним социальным работником, восторженным, как щенок золотистого ретривера. Его влажные каштановые волосы еще хранили следы гребня, а розовые щечки хотелось ущипнуть. Реми слопал два бублика со сливочным сыром, насыпал сахара в кофе, восхитился моим садом, погладил Френчель и выяснил, нравится ли нам Филадельфия. Затем он открыл папку (на язычке были напечатаны наши имена — весьма официально) и начал задавать вопрос за вопросом. Как давно мы друг друга знаем? Как познакомились? Как описали бы свой брак? (Я сказала — крепкий, Питер — забавный.) Как бы охарактеризовали свои отношения с Джой? (Я подумала: «Напряженные», но скрестила пальцы за спиной и произнесла: «Теплые и открытые», Питер ответил: «Полные любви».) Реми все записал. Интересно, есть ли на свете пара, не способная притвориться нормальной на время визита ревизора? Допустим, вы собираетесь упрятать ребенка в клетку и продать его почки на интернет-аукционе. Неужели вы не потерпите пару часов, прежде чем претворить в жизнь свой чудовищный замысел?

— Вы не могли бы показать дом? — улыбнулся Реми.

Об этом предупреждали заранее. На прошлой неделе мы с Питером перенесли беговую дорожку из кабинета в подвал и выкрасили стены светло-коричневой краской. Когда Джой спросила, в чем дело, я поведала ей полуправду: мне надо усердно трудиться, пока не решится вопрос с работой. Когда дочь уходила в школу, я поднималась на чердак и открывала кедровые ящики с этикетками «Малыш/Зима», «Постарше/Лето», «Одеяла» и «Игрушки». Доставать из подвала свое старое кресло-качалку или класть в шкаф крошечные вязаные свитера я не стала. Но все постирала специальным детским порошком в программе для деликатных вещей и аккуратно сложила обратно в ящики. Так, на всякий случай.

Реми достал цифровую камеру. Он делал снимки и замерял, насколько далеко предполагаемая комната ребенка находится от нашей, от ванной, от лестницы. Он записал количество туалетов, сфотографировал пожарную сигнализацию, выслушал наши многословные заверения, что Френчель хорошо воспитана и мухи не обидит. Она даже не заметит появления нового ребенка и, уж конечно, на него не нападет. Затем Реми забрел в мой кабинет и осмотрел стопки книг о Звездной девушке и верхнюю полку с разными изданиями «Больших девочек».

— Ваши книги? — поинтересовался он.

— Мои, — призналась я наполовину робко, наполовину дерзко.

Что толку отрицать? К тому же Реми Хеймсфелд легко найдет ответ в Интернете.

— Создавать книги — прекрасное занятие для матери, — бодро добавила я. — Можно работать в любое время. Когда Джой была маленькой, я сочиняла, пока она спала.

Не стоит упоминать, что меня могут скоро уволить.

Реми кивнул и что-то пометил в папке. Я наклонилась поближе — как любой приличный журналист, хоть и бывший, я умею читать вверх ногами, — но ничего не разобрала.

— Спасибо, что уделили время, — Реми засунул папку в портфель. — Пока ничего не могу сказать официально, но…

У меня замерло сердце. Питер сжал мою руку.

— На мой взгляд, вы идеальные кандидаты, — заключил Реми.

Его гладкое лицо озарилось жизнерадостной улыбкой. Я расслабилась, когда Реми протянул руку Питеру, затем мне.

— Полагаю, вам не о чем волноваться.

— Здравствуйте, — поздоровалась я с дамой за стойкой.

Дело было в воскресенье в половине четвертого. Я стояла в вестибюле Дома Роналда Макдоналда. Пахло сухими цветами, лизолом и, совсем чуть-чуть, мочой.

— Я Джой Крушелевански. Пришла помочь вам. Это мой мицва-проект.

Дама подняла палец и указала на телефон.

— Конечно… — говорила она в гарнитуру. — Угу… социальный работник с вами свяжется.

Затем дама сняла наушники.

— Привет! — Она улыбнулась мне большим влажным ртом, обильно накрашенным красной помадой. — Я Дебби Маршалл, один из координаторов Дома.

Зазвонил телефон. Она нахмурилась, нажала кнопку и встала.

— Пойдем, оставишь вещи. Думаю, ты пригодишься на кухне!

Дебби подвела меня к шкафу. Я повесила куртку и пакет с покупками. Затем мы отправились на кухню — помещение с линолеумным полом, огромным стальным холодильником и плитой на восемь конфорок. Пахло дезинфицирующим средством. Вдоль стены стояли еще два больших холодильника, две посудомоечные машины и две раковины, набитые посудой, оставшейся с завтрака. На дне бело-голубой миски я заметила крошки от тостов и размокшие кукурузные хлопья в лужице молока.

Голос Дебби звучал виновато.

— Ты не против? У нас сейчас большой наплыв. Шесть семей. Люди должны сами за собой убирать, но…

— Да, конечно! — отозвалась я, не сразу поняв, чего она хочет.

Я открыла посудомоечную машину, включила горячую воду, нашла губку и специальное средство и надела пару резиновых перчаток. Мыть посуду — далеко не самое худшее. Я боялась, что придется разговаривать с больными детьми или их родными. Понятия не имею, как с ними общаться.

Я вспомнила о пакете в шкафу и улыбнулась. Это было просто. Очень просто. Сегодня я впервые увидела Брюса после сцены на бар-мицве Тайлера. Он обращался со мной как с фарфоровой статуэткой. Когда я села в машину, Брюс, вместо того чтобы сообщить мне о наших планах, как обычно, поинтересовался, чего хочу я. Когда я предложила походить по магазинам, он согласился, и мы поехали в торговый центр.