Алый лев - Элизабет Чедвик Страница 64

Де Броз усмехнулся:

— Я тоже, но ты храбрец, раз решаешься не слушать, что они там замышляют за твоей спиной.

— В разгар погони они не станут ничего замышлять. Сейчас они заняты обсуждением возможных союзов и одновременно дают мне понять, что мне тут рады, как прокаженному на свадьбе. Заговоры начнутся позже.

— И тебя это не волнует?

— Волнует, конечно, но пока я не стану тратить свои силы на то, что все равно не изменить.

Губы де Броза скривились, как будто он откусил хлеба и понял, что в нем полно долгоносиков:

— Филипп Прендергастский женат на сводной сестре твоей жены, не так ли? Эти люди — твои вассалы и свояки. Как ты можешь позволять им плести у тебя под носом интриги?

— Лучше так, чем оставлять их одних в Ирландии. К тому же, — сухо отметил Вильгельм, — они пока не совершили ничего дурного.

Он пригнулся, проезжая под низко склонившейся ветвью дуба, а затем пришпорил своего коня на звук горна вдали.

— Может, и нет, — проворчал де Броз, — но от этой компании все равно воняет сильнее, чем от лисьей норы в брачный сезон.

Он пришпорил своего серого и поскакал вперед.

— И что все это значило? — спросил Джек Маршал.

Вильгельм взглянул на племянника.

— Король хочет ограничить власть де Броза и его влияние, так же, как и мои, — он выглядел задумчивым. — Де Броз в долгах как в шелках, и способов выбраться из этих долгов у него нет, а Иоанн его преследует.

— Но ведь де Броз… — начал Джек, но затем взглянул на Генриха Хоуза и передумал говорить то, что собирался, — …один из самых преданных союзников короля.

— Он союзник, который слишком много запросил за свои услуги, — ответил Вильгельм, красноречиво глядя на своего племянника. Он понял, что собирался сказать Джек: именно де Броз утверждал, что король Ричард на смертном одре назвал Иоанна своим наследником. А еще де Броз был в Руане, когда исчез Артур, но об этом никто не решился упомянуть.

Они поняли по звукам, раздавшимся вдалеке, что добыча загнана. Вильгельму не нужно было добавлять, что он и сам похож на оленя, за которым гонится стая волков, и опасность тем больше, что эту стаю он сам привел за собой.

— Видишь, Маршал, отличный олень-пятилеток! — хвастался Иоанн, когда Вильгельм вновь присоединился к охотникам. — Жаль, ты не смог угнаться за нами, но, по крайней мере, твой сын хорошо знает свое дело.

Вильгельм взглянул на своего наследника. Вилли нес копье. У его левого бедра висел охотничий нож, его правая щека была вымазана кровью, а глаза горели от возбуждения. Он был окружен несколькими ирландскими вассалами Вильгельма. Мейлир Фицгенри откровенно ухмылялся. У убитого оленя были выпущены кишки, и туша болталась, привязанная за ноги к палке, которую несли четыре охотника.

— А твои ирландские лорды — отважные охотники, — с угрозой в голосе добавил король. — Они не тащатся позади, как старые ворчливые кумушки. Что за командир станет подкрадываться к добыче по время погони?

— Тот, кого люди не уважают, сир? — Мейлир Фицгенри ответил так, будто это самый обыкновенный ответ на самый простой, обыденный вопрос. — В Ирландии такие обычно надолго не задерживаются.

Иоанн смотрел на него с любопытством:

— Что ты на это скажешь, Маршал?

— Ничего, сир, — беззаботно отозвался Вильгельм.

Иоанн взглянул на него презрительно-удивленно:

— Ничего?

— Нет смысла что-либо говорить. Лорд Мейлир вполне убежден в своей правоте относительно того, каков хороший правитель, но он знает, что охота и поле битвы — не одно и то же, или, по крайней мере, я надеюсь, что он это понимает.

На лице Мейлира появилось раздраженное выражение.

— Я в равной степени наделен обоими умениями, — заносчиво проговорил он. — И должен напомнить, что я пробыл в Ирландии более тридцати лет, а вы — нет.

Вильгельм наклонил голову:

— Совершенно верно, милорд, я провел тридцать лет при дворе, а вы — вдали от него, так кто из нас рыба, выброшенная на берег?

Мейлир открыл было рот, чтобы что-то возразить, но Иоанн остановил его взглядом и успокаивающим жестом.

— Сейчас не время и не место для подобных споров, к тому же ужин ждет. Пусть каждый, кто принимал участие в охоте на это прекрасное животное, займет место за моим столом. А те, кто оставался позади, пусть ищут гостеприимный прием, где хотят.

Говоря это, Иоанн приобнял Вилли за плечи. Значение этого жеста, адресованного Вильгельму, было таково: у меня твой сын, и я у тебя под носом сделаю из него все, что захочу.

После этих слов раздался смех, некоторые смеялись вполне добродушно, но голос многих звенел от злобы. Вильгельм равнодушно пережил это пренебрежение, говоря себе, что, по крайней мере, ему не придется сидеть за одним столом с Мейлиром и быть с ним вежливым остаток дня, но, тем не менее, эта обида не прошла для него даром, и он беспокоился за Вилли.

По возвращении во дворец Вильгельм принялся искать Томаса Сэнфорда, который каждый день должен был присматривать за его вторым сыном. Ричард бодро полировал сбрую и болтал с другим оруженосцем. У него появился легкий намек на бороду и усы. Вильгельм испытал удивление и зависть одновременно. Он и в шестнадцать о бороде мечтать не мог.

— Ты хорошо работаешь, — сказал он, кивнув в сторону сверкающей сбруи.

Ричард широко улыбнулся:

— Я же не хочу, чтобы меня выпороли за плохую работу.

С весны его голос стал глубже и со временем должен был, видимо, стать еще ниже.

Томас Сэнфорд, сжав губы и высунув язык, издал неприличный звук.

— Дело в том, что ты как раз полируешь сбрую, а не скачешь по лесам вместе с охотниками, и тебе, парень, хорошо известно, что это вместо порки, — он с отчаянием взглянул на Вильгельма: — Он по дороге сюда подложил в дамскую дорожную сумку дохлую крысу и сбежал со службы, чтобы попасть на петушиные бои, хотя я ясно приказал быть в церкви.

Ричард изучал свои сапоги, выражение его лица было скромным, как у юной девы. Вильгельм пытался выглядеть суровым, но не мог сдержать улыбку. Томас успокоился и, рассмеявшись, взъерошил блестящие волосы Ричарда.

— А, все это обычные шалости оруженосцев, большого вреда не случилось, — сказал он. — У него доброе сердце и работает он хорошо. Если его голова не распухнет от всех мыслей, которые ее переполняют, из него может получиться хороший рыцарь.

Эта похвала доставила Вильгельму удовольствие, в чем он очень нуждался.

— Когда я был в его возрасте, меня называли Обжорой и Лентяем, — сказал он. — И мне приходилось терпеть насмешки и зависть.

Сэнфорд прочистил горло:

— Ну, времена не сильно изменились. Я присматриваю за ним, сколько могу.