Последний танец вдвоем - Джудит Крэнц Страница 64

Джози решила, что непременно войдет в историю и скажет об этом миссис Айкхорн после безумного уик-энда. Сейчас не время, потому что миссис Айкхорн пребывает в очень тяжелом моральном состоянии – она готовится, стиснув зубы, впрячься в роль хозяйки праздника на целые три дня. А ненавидя лучи прожекторов так, как она их ненавидит, будучи столь фундаментально застенчивой и необщительной, сделать это нелегко. Интересно, неужели миссис Айкхорн думает, что эта ее маленькая тайна осталась тайной и для Джози Спилберг? Тем не менее Джози признавала, что именно личное присутствие миссис Айкхорн и тот интерес, который постоянно питали к ней средства массовой информации, заставили буквально всех с готовностью принять ее приглашения. Затворническая жизнь Билли после смерти Эллиса Айкхорна только разожгла аппетиты прессы. До сих пор никто не знал, что «Новый Магазин Грез» – это каталог, а не просто новая торговая фирма. Эта тайна строго сохранялась и в прессу не просочилась.

Итак, Джози Спилберг, вице-президент по вопросам душевного здоровья. Да, в этом что-то есть! И, без сомнения, найдется какой-нибудь журналист, который захочет взять интервью и у нее…

«Ничто из того, что я говорила Саше про этот свадебный кошмар, не возымело действия, – размышляла Джиджи. – Ни одно слово. Должно быть, это нечто вроде одного из основных человеческих инстинктов, столь же неподвластных рассудку, как и инстинкт размножения. Ну почему люди, во всех остальных отношениях совершенно нормальные, чувствуют себя «недостаточно женатыми», если это случилось без максимально возможного количества публики?»

До свадьбы как таковой оставалось еще целых полтора месяца, однако Саша и ее мать, крошечная, но вселяющая в окружающих ужас Татьяна Невски, ежедневно часами висели на телефоне.

Было совершенно очевидно, что властная Татьяна была так довольна этим браком, как будто Саша выходила замуж по крайней мере за принца Эндрю, а Саша, вопреки обыкновению, искала одобрения матери. Естественно, Джош, как и все женихи, старался держаться от всего этого подальше, но никого не трогало, что его единственное желание – чтобы все это поскорее кончилось.

«От соединения трехдневного праздника показа моделей и объявления о свадьбе кто угодно мог бы потерять голову, но не ветеран бизнеса по обслуживанию приемов!» – не без гордости подумала Джиджи. Ничто не осталось без ее внимания, выход каждой модели на подиум идеально отшлифовывался. Они репетировали без конца; у каждой пары девушек был профессиональный парикмахер, каждая имела свой набор аксессуаров, тщательно помеченный, и список дюжины ансамблей одежды, которые должна была показывать. Показ всех многочисленных комбинаций этих ансамблей был бы попросту невозможен, если бы Принс не сшил необходимое количество дополнительных образцов, но он поступил мужественно и сшил их – вручную! На самом деле он был так доволен собой и своими оригинальными, дающими простор воображению эскизами для «Нового Магазина Грез», что собирался приехать в четверг вечером, чтобы иметь возможность весь уик-энд тусоваться с модной прессой. Вдобавок к тому, что собственно шоу он тоже собирался вести сам.

«Все пройдет без сучка и задоринки, вопреки мрачным предчувствиям Билли, – думала Джиджи, – ведь недаром за дело взялась сама Гразиелла Джованна Орсини! А у Билли просто глубокая депрессия, из которой она, похоже, не собирается выползать…»

Единственное, что смущало Джиджи, – это ее наряд: платье главной подружки невесты. Это так похоже на Татьяну Невски – за три тысячи миль отсюда решать, в каких платьях появятся Джиджи и другие подружки невесты, в том числе и дочка Джоша. «Ничего себе у Саши родительница! Своей властностью она переплюнула всех самых настырных мамаш, которых я повидала в «Путешествии в изобилие», – злобно думала Джиджи, ведя свой вызывающе розовый «Вольво» по бульвару Уилшир к новому небоскребу, где располагалась квартира Джоша, – туда было самолетом доставлено платье.

Джиджи ни разу не видела платья для подружки невесты, от которого бы ее не стошнило. Это своего рода сговор – в индустрии моды почему-то считается, что все участницы свадебной церемонии, кроме невесты, должны быть уродами. Модельерам этих платьев словно вкус отшибало – они создавали нечто такое, чего ни одна женщина добровольно на себя не наденет, особенно если у нее есть хоть какое-то чувство стиля. Эти платья всегда были страшно претенциозны, словно костюмы для исторического маскарада в средней школе. Может быть, модельеры, как и школьные учителя, понимают, что в данном случае могут рассчитывать на снисходительность зрителей? «Я бы уж лучше появилась в костюме индейца племени покахонтас», – с отчаянием сказала себе Джиджи.

Она поставила машину на стоянку и на лифте поднялась в роскошные апартаменты Джоша. Саша так быстро открыла ей, словно слушала под дверью, когда поднимется лифт.

– Ну и где же тот шедевр, равного которому мы не смогли бы найти здесь? – спросила Джиджи, приветственно чмокнув Сашу. – Твоя мама думает, что в Беверли-Хиллз нет приличных магазинов?

– Ты всегда была слишком сурова к моей бедной маленькой мамочке, – сказала Саша гораздо веселее, чем следовало по ситуации.

– А ты нет? Брось! Каждый раз, когда тебе нужно явиться пред ее светлые очи, ты совершенно меняешься. Она испытает глубочайшее потрясение в своей жизни, когда приедет сюда и увидит тебя в полном блеске, если только ты и в день свадьбы не станешь изображать свое обычное: «Ма, я серенькая мышка…»

– Не надо так нервничать, – спокойно сказала Саша, словно Джиджи не имела никакого права волноваться, словно все, что будет – и показ моделей, и свадьба, – не зависит только от нее. Саша твердо настаивала, чтобы Джиджи заехала померить платье именно сегодня, за день до нашествия прессы, чтобы убедиться, что его не нужно подгонять и укорачивать; а главное, она знала, что Джиджи так устроена, что ей ничего нельзя оставлять на последнюю минуту.

– Давай посмотрим, – решительно сказала Джиджи, увидев на столе просторной современной гостиной Джоша большую картонную коробку.

Саша открыла ее и вынула платье, завернутое в множество листов папиросной бумаги.

– По крайней мере, оно лавандового цвета, – заметила Джиджи, недоверчиво оглядывая платье.

– Мама сказала, что этот цвет будет оттенять твои волосы. О, ради бога, пойди наконец в спальню и надень его, а не принюхивайся подозрительно, как Марсель к Джошу. Давай быстрее! Я не могу больше ждать.

– Он все облезает? – через плечо спросила Джиджи, беря у Саши платье и направляясь в спальню.

– Нет, перестал, только смотрит злобно. Визит к тебе ему явно помог: ты не уделяла ему должного внимания, и бедняга был страшно счастлив вернуться домой. Так ты идешь? Говорю тебе, я вся дрожу от нетерпения!

– Извини, – засмеялась Джиджи и исчезла в спальне.

Раздевшись, она обула серебряные туфельки, захваченные с собой, чтобы не ошибиться в длине платья, и осторожно ступила в похожую на облако массу светло-лилового шифона, нащупывая невидимую «молнию». «Молния» легко нашлась, несмотря на многослойные юбки, и на удивление легко застегнулась. Джиджи повернулась посмотреть на себя в огромное, во всю стену, зеркало – и замерла.