Корсар и роза - Звева Казати Модиньяни Страница 64

Когда она подошла поближе, Одетта сделала ей знак наклониться и прошипела:

— Будь повнимательней. Ты похожа на слона в посудной лавке.

Лена не ожидала подобного выпада, к тому же нервы у нее и без того были натянуты до предела. Она вздрогнула и задела тарелкой, которую в эту минуту держала в руке, высокий бокал графини. Красное вино залило салфетку и великолепный наряд Одетты. Та взвилась, словно подброшенная пружиной, и ледяным тоном проговорила, глядя прямо в глаза Лене:

— Идиотка! На стол подать и то не умеешь!

Гости умолкли, все взоры обратились на них.

Спартак поднялся со своего места, подошел к Лене и ободряюще улыбнулся ей. Он вынул у нее из пальцев злосчастную тарелку, наделавшую столько бед, и поставил ее на стол. Затем взял Лену под руку и сказал отчетливо и громко, стараясь, чтобы все слышали:

— Не ждите извинений, синьора Мизерокки.

Одетта вспыхнула и живо возразила:

— Вы ошибаетесь, синьор Рангони. Я плохо поступила, Лена. Ты сможешь меня простить? — Ее голос был чистым и звонким.

Лена не ответила и под руку со Спартаком пошла прочь из обеденной залы, а затем и с виллы.

Одетта снова села и, приняв удрученный вид, воскликнула:

— Ну и натворила я дел! Но кто бы мог подумать, что моя горничная — любовница синьора Рангони?

— Я тебя больше никогда не оставлю, — сказал ей Спартак, выходя за ворота виллы.

Деловым переговорам, проходившим за ужином и столь внезапно прерванным, вероятно, не суждено было иметь продолжения после столь драматического ухода со сцены их главного участника, но ему и в голову не приходило сожалеть об этом. Сейчас для него существовала только Маддалена и их любовь.

Спартак приехал в Котиньолу из Луго на мотоцикле и оставил его у ворот, приковав к одному из прутьев железной ограды цепью с висячим замком. Теперь он обнаружил только обрывок перекушенной цепи: пока он был на вилле, его драгоценный мотоцикл успели угнать.

— Ах, сучьи дети! — выругался Спартак. — Как же я теперь отвезу тебя домой?

— Домой? Эта куда же? — в безысходном отчаянии спросила Лена.

Дом ее семьи был менее чем в километре от виллы, там же, по соседству, стоял дом ее мужа, но теперь в нем жил ее брат Аттиллио. Был, конечно, и дом в Луго, на подворье графской усадьбы. Но ни в одном из этих домов их не пустили бы на порог. Поэтому Лена повторила:

— Куда же нам идти?

— Ко мне домой, — ответил Спартак.

Лена отрицательно покачала головой и двинулась вперед по дороге, ведущей в деревню. Спартак догнал ее и схватил за руку:

— Ты куда собралась?

— К дону Паландране, — ответила она решительно. — Это единственное место, где я буду в безопасности.

Спартак согласился. Обняв Лену за плечи и крепко прижимая к себе, он повел ее к дому священника. По дороге его стал разбирать смех.

— Что тут такого смешного? — удивилась Лена.

— Не так я представлял свою первую ночь с тобой. Посреди улицы, ночью, без крыши над головой, будто мы — парочка бродяг, — весело пояснил он.

— Вот именно. Кто же мы, по-твоему, если не пара бездомных бродяг?

— Мы с тобой — мужчина и женщина, наконец-то нашедшие друг друга. Больше мы никогда не расстанемся, любимая моя Маддалена. Я же тебе обещал, помнишь?

— Ты все такой же мечтатель. Мы попрощаемся, как только дон Паландрана отопрет мне двери своего дома.

— А вот это мы еще посмотрим, — сказал Спартак с веселым вызовом.

Священник, разбуженный настойчивым звоном колокольчика, выглянул в окно второго этажа.

— Это я, дон Филиппо, — окликнула его Лена.

— Кто «я»? — сердито спросил дон Паландрана, различавший только две неясные фигуры.

— Это я, Лена.

Окно с шумом захлопнулось, а через некоторое время двери дома отворились, и на пороге показалась тощая фигура священника с керосиновой лампой в руке. Растрепанный со сна, в грубой белой хлопчатобумажной ночной рубахе до пят и в стоптанных шлепанцах, дон Паландрана походил на неряшливое привидение.

Он сурово взглянул на молодых людей.

— А это Спартак, — сказала Лена.

— Стало быть, это и есть плоды твоих покаянных молитв? — грозно спросил дон Паландрана.

— Все не так, как вы думаете, — вмешался Спартак. — Маддалену несправедливо оскорбила и унизила графиня. Я увел ее с виллы. Но нам негде провести ночь, потому что у меня украли мотоцикл.

Тем временем за спиной у священника показалась прибежавшая на шум старая служанка.

— В чем дело? Что происходит? — спросила она, протирая глаза спросонья.

— Иди спать, — велел ей дон Филиппо.

— Это Лена Бальдини, — воскликнула служанка, узнав молодую женщину. — А он? Кто он такой? — продолжала она, сгорая от любопытства.

— Я тебе сказал, иди спать, старая грымза! Марш в постель! — рассердился дон Паландрана. Потом, тяжело вздохнув, он распахнул двери перед молодыми людьми: — Заходите в дом!

Дон Филиппо вновь сокрушенно вздохнул и уселся в шаткое скрипучее кресло.

— Я хочу привести Маддалену в свой дом, — начал Спартак.

— Думаю, ее муж вряд ли на это согласится. Да и я не соглашусь, поскольку именно я сочетал ее узами брака с Тоньино.

— Я хочу жениться на ней.

— Это будет нелегко. У нее уже есть муж.

— Церковь дает разрешение на аннулирование брака. Я уже узнавал, — не сдавался Спартак.

— Да, верно. Impotentia coeundi, impotentia generandi [40]… Отсутствие согласия [41]… Существует множество предлогов, позволяющих ускользнуть от исполнения воли божьей… Но господь наш говорит: «Не желай жены ближнего твоего». Как же нам с этим быть? Вы двое совершаете смертный грех, и я никогда не буду вашим пособником, — гневно изрек дон Филиппо.

— Мы ничего плохого не сделали, — жалобно вступилась Лена.

Старому священнику стало жалко несчастных влюбленных. Они рисковали навлечь на себя не только кары небесные, но и куда более конкретные и прозаические неприятности, такие, например, как гнев Тоньино, осуждение со стороны родных и всей крестьянской общины. Перед ними захлопнулись бы все двери.