Никогда не обманывай герцога - Лиз Карлайл Страница 65

– Боже правый, какие опасные шалости!

– Я только хотел остановить Джереми, – медленно покачав головой, прошептал Гейбриел. – Я хотел, чтобы Сирил перестал кричать. Поэтому вскочил и замахнулся… веслом на Джереми. Ей-богу, мне хотелось его ударить. Но Сирил… Должно быть, он тоже в тот момент встал. Весло попало ему по виску, и вслед за этим лодка… перевернулась. Я помню, что оказался под ней, но каким-то образом мне удалось выбраться. Я крепко цеплялся за лодку и за жизнь. Понимаешь, я не знал, что Сирил остался внизу.

– Наверное, он потерял сознание, когда упал в воду.

– Они сказали, что он потерял сознание от моего удара. Наверное, так и было, – признался Гейбриел. – Клянусь жизнью, я хотел ударить Джереми. Он доплыл до берега, а я, должно быть, кричал, потому что двое слуг бросились в воду, а братья герцогини спустили другую лодку. Но было уже… поздно. Все это время Сирил был под водой.

– А Джереми доплыл до берега, – повторила Антония, – И это зная, что ты не умеешь плавать и что Сирил под водой?

– Не могу сказать, о чем думал Джереми. Возможно, он был так же напуган, как и мы. Потом он действительно выглядел потрясенным. И совсем не отрицал того, что сделал. Но герцогиня могла видеть только то, что я ударил Сирила по голове. Она убедила себя, что я сделал это специально, что я только и ждал подходящего случая. Думаю… ей это было проще, чем обвинить собственного племянника.

– Боже мой, – прошептала Антония и сильно сжала руку Гейбриела. – Ты же был совсем ребенком.

– Только не для нее и Уорнема. Для них я был воплощением зла. Она рыдала и говорила, что я строил планы получить то, что принадлежало Сирилу, что я завидовал ему и давно собирался это сделать. Она корила себя за то, что недосмотрела и совсем забыла о том, что ради денег еврей пойдет на все. В то время я был совершенно несведущим. Господи, мне же было всего двенадцать лет. Теперь я понимаю, что уже тогда она боялась, как бы я не стал наследником. Но, Антония, как такая мысль могла прийти мне в голову? Я был никто, я жил там из милости. До того момента, пока Кавендиш не появился в моей конторе несколько недель назад, я даже представить себе не мог, что такое случится.

– Но они все время думали об этом, – заметила Антония. – Они не могли не думать.

– Для меня это ничего не меняло, – с тоской сказал Гейбриел. – Сирил был мертв, а я любил его. Он относился ко мне как к другу, несмотря на предрассудки окружающих. Для Сирила не имело значения, был я евреем, краснокожим или африканским пиратом. Ему просто нужен был товарищ для игр. Он был хорошим мальчиком с доброй душой, а я его убил. Это был несчастный случай, но он погиб от моей руки и я должен жить с этим каждый день. Уорнему не нужно было меня наказывать. Я не хотел, – всплеснул он в отчаянии руками, – получить права, по рождению принадлежавшие моему другу.

Антонии хотелось плакать – не только из-за Гейбриела, с которым обошлись так несправедливо, но и из-за Сирила, и, как ни странно, из-за покойной герцогини, которая потеряла ребенка и, вероятно, немного помешалась от горя. Антония могла ее понять.

– Это ужасно, – прошептала она. – Могу только догадываться, какая это тяжелая потеря для двенадцатилетнего мальчика. А потом ты лишился всего – бабушки и своего дома. И Уорнем специально отвез тебя в Портсмут – к воде, верно?

Гейбриел долго молчал, а потом снова заговорил тихим голосом:

– На следующее утро он пришел на рассвете и, схватив за шиворот, швырнул меня в свой экипаж. Он сказал, что устроит мне настоящие испытания и сделает мою жизнь невыносимой.

Антония прижала ко лбу ладони, представив себе весь ужас того, что случилось. Как это Гейбриел сказал о Портсмуте? «Когда я просто ходил по причалам, меня выворачивало наизнанку». Он был настолько наивен, что не боялся людей, а боялся только воды. Но Антония пришла к убеждению, что ему следовало бояться и людей. Он жил среди волков.

– Ты знаешь, на что похожа жизнь мальчиков, которые выходят в море на таких кораблях? – спросил Гейбриел, словно прочитав ее мысли, и, расставив ноги, уперся локтями в колени и обхватил голову руками. – Ты имеешь представление о тех… унижениях, которым они подвергаются?

– Нет, – отрывисто вырвалось у нее. – Но чувствую, что эта жизнь настолько отвратительна, что я не могу даже представить себе.

– Люди благородного происхождения не должны об этом знать. – Гейбриел, казалось, был не в силах взглянуть на Антонию. – Унижение подавляет в человеке все человеческое, превращает его в какую-то вещь, уничтожает его.

– Ты тоже благородного происхождения. И ты не уничтожен. Ты сильный и достойный человек, Гейбриел, – возразила Антония.

– Я знаю о мире гораздо больше, чем хотелось бы. – Он сжал пальцами виски, словно его мучила головная боль. – Киран – лорд Ротуэлл – понимает меня, хотя мы никогда не говорили об этом. Он может догадаться, какова была моя жизнь на «Святом Назарете». И, честно говоря, я не уверен, что их жизнь была намного лучше. Покойный Люк меня тоже понимал.

– Тебя… били?

– О Господи, да, – тихо ответил Гейбриел. – Но не так, как простых матросов. Они не хотели уродовать меня. Я был для них более ценным, я… радовал их. Ты понимаешь, о чем я говорю, Антония?

– Н-не уверена. – Стараясь поддержать его, она положила свою руку Гейбриелу на колено, но он дернулся в сторону, словно от удара, и Антония убрала руку. – Быть может, они хотели обменять тебя? – предположила она как самое страшное из всего того, что могло прийти ей в голову. – Или… продать, как африканского раба?

– Нет, – покачал он головой, – совсем не это.

Антония рассердилась на себя и на свою неспособность понять что-то, что, очевидно, вызывало у Гейбриела глубокие переживания.

– Я хочу понять, хочу узнать, что тебе пришлось пережить. Плохо это или хорошо, но это часть тебя, Гейбриел.

– Да, это часть меня. – Подняв голову, он долго смотрел на озеро, но не на Антонию. – Корабль неделями, а то и месяцами находится в море, – наконец заговорил Гейбриел. – Как правило, на борту нет женщин. Существует негласное правило, что офицеры и команда… могут использовать самых молодых и беспомощных моряков для своего… удовлетворения.

– Для удовлетворения? – повторила Антония, почувствовав, что ей становится плохо. – Я… не могу…

Гейбриел наконец повернул голову и посмотрел на нее. Его красивое лицо исказилось и превратилось в страдальческую застывшую маску.

– Антония, ты понимаешь, о чем я говорю? Или ты уже достаточно услышала, чтобы испытывать отвращение ко мне?

Антония покачала головой, чувствуя, как окружающий мир куда-то уплывает.

– Это называется мужеложство, Антония, – словно издалека донесся до нее голос Гейбриела. – Именно для этого моряки любят брать на корабль молодых матросов. Они их насилуют и издеваются над ними.