Ярмарка невест - Кэндис Герн Страница 65

Дверь в гостиную была открыта. Верити заметила мерцающий свет огня. Она вошла и увидела мужчину, стоящего к ней спиной, лицом к камину.

– Сэр! Вы хотели меня видеть?

Мужчина обернулся, и Верити открыла рот от удивления. Она оказалась лицом к лицу со своим мужем, Гилбертом Расселлом.

Когда Джеймс вернулся с поля, Джаго Ченхоллз был на редкость молчалив, но Джеймс настолько устал, что у него не осталось сил удивиться такому необычному поведению. Джеймс и Марк Пеннек собирали сено в стога, работали долго и тяжело. В такие дни Джеймсу больше всего не хватало управляющего.

В те месяцы, что прошли после увольнения Баргваната, Джеймс очень доверял Марку Пеннеку. Ему было неудобно просить помощи у Марка, поскольку тот относился к Джеймсу так же, как остальные местные жители. Но участок, арендуемый Пеннеком, был самым большим в Пендургане, а Марк – самым опытным фермером, поэтому Джеймс все-таки обратился к нему.

Сначала они чувствовали себя неловко, работая вместе. Однако за несколько месяцев, в течение которых им пришлось трудиться бок о бок, они стали друг друга уважать, и работа пошла хорошо. Джеймсу пришло в голову, что рассуждения Верити по поводу его дурной репутации в какой-то мере справедливы. То, что он держится ото всех на расстоянии, в самом деле только увеличивало враждебность по отношению к нему. Но Верити, казалось, не понимала, что он сторонится всех не по своей воле. Это было необходимо.

Джеймс пригнулся, входя под арку двора, потом остановился разогнуть спину. Все мышцы чертовски болели, и было похоже, что завтра утром он не сможет пошевельнуться. Джеймс открыл тяжелую дубовую дверь большого холла и застонал от усилия, которое для этого пришлось приложить. Боже, он стареет. Сейчас лучше всего было бы лечь в горячую ванну. Может быть, у Верити есть какое-нибудь травяное средство, чтобы снять напряжение мышц спины, плеч и бедер?

Перед тем как пройти к лестнице, ведущей в его башню, Джеймс захотел просмотреть почту. Он ждал письмо от Вулфа относительно увеличенного парового цилиндра, а также новый номер «Эдинбургского обозрения». Он бы взял все это с собой наверх и спокойно почитал, лежа в горячей ванне.

В библиотеке он подошел к письменному столу, на котором миссис Трегелли всегда оставляла для него дневную почту. Посреди стола лежал толстый кожаный кошелек. Что за черт? Джеймс поднял кошелек. Он был тяжелый. Джеймс отодвинул кожаный ремешок, закрывающий кошелек, и увидел внутри много золотых монет. Намного больше ста фунтов, может быть, фунтов двести. От волнения Джеймса охватила дрожь. Рядом с кошельком лежала сложенная и запечатанная записка. Джеймс взял ее осторожно, как будто она могла обжечь ему пальцы. Он был в ужасе от того, что ему предстояло прочесть. Горло у него сразу пересохло, так что он едва мог сглотнуть, дыхание стало неровным. Джеймс долго смотрел на пергамент, прежде чем собрался с духом и сломал печать.

Еще один сложенный листок выпал оттуда и лег на стол. Джеймс не обратил на него внимания: его глаза бегали по короткой записке, нацарапанной тонкими каракулями.

Я забираю свою жену домой. Вы найдете кошелек с фунтами, возмещающими Ваши затраты в ноябре прошлого года, и некоторую дополнительную сумму за Ваши хлопоты. Прилагаю оригинал купчей. Давайте считать эту сделку потерявшей юридическую силу. Сожалею о доставленном беспокойстве.

С уважением, Гилберт Расселл.

Джеймс чувствовал себя так, будто огромный кулак ударил его в живот и выбил из него весь воздух. Он не мог вздохнуть. Не мог двинуться с места. Мог только смотреть на слова, написанные на странице, читать их снова и снова, как будто, если прочесть еще раз, смысл их изменится.

«Я забираю свою жену домой». Джеймс рассматривал, как написано каждое слово, как чернильные линии расширяются в одном месте и утончаются до размера волоса в другом.

Он смотрел и смотрел до тех пор, пока огромный ком отчаяния не начал подниматься у него в животе и пробираться выше, сначала к груди, потом к горлу.

– Нет... – Это прозвучало чуть громче, чем сиплый шепот, почти как стон. – Нет. Нет. Нет.

Она уехала. Верити уехала.

Пальцы Джеймса медленно сжали хрустящий пергамент. Он огляделся и почувствовал себя потерянным, сбитым с толку. Так он чувствовал себя только после провалов в памяти.

Верити уехала. Эта мысль сверлила его мозг. Уехала. Расселл забрал ее домой.

Но ведь ее дом здесь. Она здесь дома так же, как и Джеймс. Как она могла уехать? Как он будет дальше жить без нее?

Джеймс крепко закрыл глаза, борясь с болью. Страдание и отчаяние грозили захлестнуть его. Эти несколько чернильных строк проделали огромную брешь в его душе, оставили его высохшим, пустым и мертвым внутри.

Он не имел права любить ее, не должен был позволять себе влюбиться в нее. Но он полюбил ее, а она уехала.

Джеймсу захотелось умереть.

– Нет!

Он смял пергамент в маленький шарик и швырнул на пол. Схватил мешочек с деньгами и изо всех сил запустил его в противоположную стену. Кошелек задел китайскую вазу, и та с оглушительным грохотом упала под дождем золотых соверенов.

– Милорд!

На шум пришла миссис Трегелли. О Господи, он сейчас не был готов никого видеть.

– Милорд...

Джеймс глубоко вздохнул и сосредоточился на гневе, бушующем у него в груди. Гнев был ему понятен. Джеймс знал, как с ним обращаться. Он знал, как его использовать. Он знал, как в гневе находить убежище. Джеймс проверил его, приманил и смаковал до тех пор, пока гнев не превратился в чистую, подлинную, всепоглощающую ярость.

Джеймс обернулся и оказался лицом к лицу со своей доброй экономкой. Неукротимая ярость в его глазах заставила ее на шаг отступить.

– Что, черт побери, здесь произошло, пока меня не было дома?

Его рык отражался от толстых стен и сотрясал воздух своим грохотом.

Миссис Трегелли слегка вздрогнула, но не отвела глаз.

– Она уехала, милорд.

Эти слова полоснули его как бритва.

– Я знаю, что она уехала, черт побери! – вскричал Джеймс. – Как это произошло?

– Она уехала с тем молодым человеком, мистером Расселлом. Она сказала, что он... ее муж. Она была очень расстроена, милорд.

– Боже правый! Он увез ее силой? Он...

– Нет, милорд. Она спокойно пошла с ним, взяла все свои вещи. На это было жутко смотреть. Гонетта и повариха рыдали так, что сердце разрывалось, а маленький Дейви повис у нее на шее и умолял остаться. Бедному Томасу пришлось оттаскивать от нее мальчика. При этом миссис Верити плакала так же безутешно, как и Дейви.

Голос миссис Трегелли задрожал, и она замолчала, чтобы вытереть рукой глаза.