Птица без крыльев - Кэтрин Куксон Страница 65

— Пойду переоденусь, пока чайник вскипит, — сказала Агнес и, тяжело ступая, вышла из кухни. Она чувствовала страшную усталость. Агнес в самом деле сильно устала — и физически, и морально. Теперь, когда все дела целиком лежали на ней, свободного времени у нее совершенно не оставалось. После начала войны торговля необыкновенно оживилась, доход удвоился. Как ни странно, теперь в табачном магазине прибавилось покупательниц, а в кондитерский стало заходить больше мужчин, они брали конфет не как раньше, по четверть фунта, а целыми коробками. К прошлому Рождеству они сделали десять партий «мышек» и столько же «цыплят». Накануне Агнес сказала матери, что магазины и раньше приносили стабильный доход, но теперь прибыль росла с каждым днем. И если бы не помощь Джесси и Робби, ни за что не удалось бы удовлетворять всевозрастающий спрос.

Какие невероятные зигзаги выписывала жизнь! Агнес поражалась, насколько изменилось отношение матери к Джесси. Сначала она словно отстранилась от нее, заявив, что между ними нет кровного родства. Но теперь они стали по-настоящему близки, как никогда прежде. Мать души не чаяла в малышке, хотя продолжала говорить о ее отце «он». У Элис все никак не поворачивался язык назвать Робби по имени. Поражало и другое: счастливый брак двух столь разных людей. Ее сестра и Робби не могли нарадоваться друг на друга, как и они с Чарльзом.

Агнес не сразу стала переодеваться. Она села на постель, и ей нестерпимо захотелось зарыться лицом в подушку и заплакать. Но почему? Ведь Чарльз поправляется и через три месяца они поженятся. Хотя произойдет ли это на самом деле? Давным-давно, когда они с Чарльзом сидели у реки, он предложил Робби и Джесси получить специальное разрешение. Почему бы и им так же не пожениться по его возвращении? Но он хочет, чтобы шафером был Реджи. Он так любит брата. А Реджи? Любил ли он Чарльза так же сильно? Агнес считала, что так оно и было, потому что в последний отпуск Реджи много времени провел с Чарльзом.

Реджи… Реджинальд… Она часто думала о нем, сражающемся в этом пекле. Война заметно изменила его. Куда девалась прежняя живость и веселость. Агнес наблюдала за ним, когда он сидел на кровати Чарльза. Временами ей казалось, что мыслями он уносился куда-то очень далеко. Чарльз тоже это заметил и сказал ей об этом, когда они остались вдвоем.

— Конечно, они же находятся не на увеселительной прогулке. И дела там явно невеселые, судя по тому, что Реджи не хочет ни о чем рассказывать. Он уклоняется от любых вопросов, касающихся военной жизни. Брат проговорился лишь раз: «Эти чертовы генералы, — сказал он, — преспокойно сидят в тылу и рисуют свои цветные картинки».

Агнес оглядела комнату. Могла ли она привести сюда Чарльза? О том, чтобы выселить мать из ее комнаты, речи быть не могло. А тут еще сестра-начальница не рекомендовала ему жить в городе, кто же тогда станет вести дела? Немного подумав, девушка решительно выпрямилась и заговорила вполголоса сама с собой, кивая головой в сторону гардероба.

— Да, вот что мне надо сделать. Робби порядочный парень и ему пришлась по душе работа на фабрике. — Она вспомнила, как смеялся Робби, когда она назвала небольшую комнату с дымящимися на плите судками «фабрикой». «Мы изготавливаем конфеты, значит это настоящая фабрика», — коротко возразила она. Робби извинился, правда, немного грубовато, но искренне. Если в ближайшие несколько месяцев он не уйдет на фронт, она объявит им, что передает ему дела на фабрике, кроме того, он должен изучить, как вести оптовые закупки, а Джесси под руководством матери будет помогать в магазинах. Конечно, это станет возможным, когда она переедет. В этом случае они поселятся здесь, а Дом в конце двора снова можно будет сдавать.

Агнес поднялась с кровати. Дай Бог, чтобы все, о чем она мечтает, сбылось.

— А здесь действительно очень уютно. Не зря Чарли полюбил именно эту комнату. — Реджинальд сидел на кушетке, вытянув ноги и не отрывая взгляда от ярко пылающего в камине огня. Потом он посмотрел на Агнес и некоторое время молча наблюдал, как она разливает чай. — Завтра в это время вы уже станете супругами. Не страшно?

Девушка поставила чайник на подставку, но продолжала держать его за ручку.

— А почему, собственно говоря, я должна бояться? Разве есть какие-то основания?

— Глупо было об этом спрашивать, а особенно зная вас. Но могу сказать — Чарли боится. Он опасается того, что в последний момент случится нечто ужасное. Вы представляете себе глубину его чувства? Хотя это еще один несуразный вопрос. В общем, он решил, что сегодня ему лучше не приезжать, а поберечь силы на завтра.

— Вы уверены, что он чувствует себя нормально? Я имею в виду… нет ли намека на рецидив?

— Нет, что вы, ничего подобного, не волнуйтесь. Уверяю вас, Чарльз ни за что бы не остался, если бы родители были дома. Но вчера Отец повез маму в Харрогит на этой ненормальной машине. То есть в ней самой нет ничего особенного, машина как машина. Все дело в водителе. Глядя, как Бэнкс несется по дороге, можно подумать, что он во Франции и удирает от преследующих его немцев. Бэнкс обращается с машиной, как с игрушкой. Я уверен, он и в самом деле считает ее игрушкой. Перед тем как они уехали, я говорил об этом с отцом. Но папа сказал, что Бэнкс надежен и спокоен как скала. С этим они и отбыли. Поэтому я убедил Чарльза остаться и обещал проверить, готова ли противоположная сторона.

— Вот ваш чай.

Реджинальд взял чашку у нее из рук и молча отхлебнул. Агнес передала ему тарелку с булочками.

— О, я обязательно съем штучку, а может быть, и парочку, — с детской непосредственностью объявил он.

Съев две булочки и выпив еще чашку чаю, он расслабленно откинулся на спинку дивана. Агнес молча изучала его. «Реджинальд изменился», — с грустью отметши она про себя. Его по-прежнему красивое лицо выглядело изможденным. Синева свежевыбритых щек подчеркивала землистый цвет скул и лба. Раньше он был стройным, сейчас стал просто тощим.

Девушка вздрогнула, когда он заговорил, выводя ее из задумчивости:

— Вы сейчас смотрели на меня и думали: «Как он изменился. Был такой бравый красавец, и что с ним стало…» — И не успела Агнес что-либо ответить, как Реджинальд резко сел на диване и, опершись локтями о колени, зло выругался: — Проклятущая война! — Затем повернул голову к Агнес и продолжал почти тем же тоном: — Не буду извиняться, потому что вы меня поймете. Война в самом деле поганая штука. Это мой второй отпуск. Каждый раз, когда я схожу на берег, меня убивает тупое самодовольство, царящее вокруг. Мне хочется кричать во весь голос и топать ногами. Никто не представляет себе, что там творится, разве что те, в Уайт-холле. Да, им-то все доподлинно известно. Знал все и Китченер еще до того, как туда отправился. Он говорил им, что все это затянется года на три, не меньше. Разве ему кто поверил? Никто даже слушать не захотел, на его мнение просто не обратили внимания. Знаете, Агнес, я потомственный военный. В нашем роду шесть поколений военных. Для каждого человека в форме естественно стрелять, видеть кровь и смерть, но то, что происходит там, не поддается описанию. Тот кошмар нельзя назвать просто убийством, это даже не бойня, скорее резня. Это… — Он так сильно прищурился, что глаза превратились в щелочки. Схватив ее за руку, Реджинальд с жаром продолжал: — Господи, о чем я говорю, простите, Агнес. Я очень сожалею. Не обращайте внимания. Я… — Он неожиданно встал, не отпуская ее рук. Реджинальд стоял так близко, что она не могла подняться. — Да, я прошу прощения. Лучше бы мне не заводить этот разговор. Прошу вас, Агнес, не надо так расстраиваться.