НеВозможно - Даниэла Стил Страница 66

– Прости меня, мама, – вдруг произнеслаона. – Я не знала, что он тебе так дорог. Я не хотела причинить тебеболь! – Татьяны, похоже, стало доходить, что она натворила.

– Да, он мне очень дорог, но теперь это уженеважно, – честно призналась Саша и вытерла слезы.

Впервые после той злополучной ночи в Саутгемптоне Татьянестало искренне жаль мать. Она, живя весело и насыщенно, и не задумывалась,насколько одиноко Саше живется. Дочь больше волновали собственные проблемы,потеря отца, чем одиночество матери и ее неустроенность.

– Я просто думала, что тебе лучше было бы с человекомвроде папы, – еще тише проговорила Татьяна, жалея обо всем сказанномпрежде. И тут она окончательно поняла, как все обстоит на самом деле, иразрыдалась. – Нет, не так, – поправилась она. – Я хотела, чтобыты вообще ни с кем не была, только с папой!

– Я знаю, – сквозь слезы ответила Саша и обняладочь. – Мне тоже его очень не хватает, глупышка. Когда Артур умер, ядумала, что не смогу жить без него. И уж меньше всего я могла предположить, чтополюблю Лайама. Я совершенно не хотела, но это случилось. – Она закрылаглаза. – Но все это уже неважно. Все кончено. – Слезы градомпокатились по ее лицу.

– Может, он еще вернется? – сказала Татьяна, жалеямать. Долго же он шла к своему раскаянию!

– Нет! Это невозможно, – тихо сказала Саша, а дочьпродолжала обнимать ее, прижавшись к груди, дело не в тебе, Тати. Если бы онменя по-настоящему любил, он бы не ушел. Наши отношения так или иначе быраспались. Они были невозможны с самого начала. И ты была права, – Сашагрустно улыбнулась, – я для него слишком стара. Мне нужен взрослыйчеловек, зрелый во всех отношениях.

– Папа был взрослый и зрелый, – проговорилаТатьяна с таким же скорбным выражением. Теперь она чувствовала свою вину завсе, что случилось.

– Да. Но таких мужчин мало. – Саше пришел напамять давнишний монолог Марси о том, что попадаются одни придурки инеудачники. Наверное, она права. Ей и самой встречались такие люди за те двагода, что она вдова. Лайам хотя бы был искренен и честен. И любил ее, несмотряна всю свою инфантильность и незрелость. Умом Саша понимала, что живут на светеинтересные умные мужчины, но у нее уже не было ни сил, ни желания, чтобыпускаться на поиски. И доверять никому она была уже не в силах. Ей просто былоочень больно. И никто ей больше был не нужен. Теперь она может оплакивать обоихсвоих мужчин – Артура и Лайама.

После примирения Татьяна поцеловала мать на прощанье иубежала с вожделенным платьем, а Саша сидела и думала о том, что только чтопроизошло между ней и дочерью. Ведь Татьяна не сделала ничего необычного – она,как всегда, наскочила на мать из-за Лайама. А Саша дала ей отпор. Это было то,чего добивался от нее и Лайам, но тогда это было невозможно. Время тогда еще непришло, хотя совет был правильный. Саша была у него в долгу и теперь этот долготдала. Но когда он требовал от Саши защитить их отношения, она этого несделала, сочла, что еще слишком рано. А сейчас, увы, уже поздно. Поздно для нееи для Лайама. Но она все равно была рада, что высказала все дочери. Татьяненадо было это услышать. А ей надо было это сказать. Саша наконец отстояла своюлюбовь, Лайама в глазах дочери, и пусть это будет ему последний подарок.

За ночь снегопад прекратился, и улицы успели расчистить.Утро выдалось ясное и морозное. Саша одевалась на вернисаж. Как всегда по такимслучаям, требовалось что-то темное и строгое. Она выбрала маленькое коктейльноечерное платье. Подобрала украшения. Все внимание должно было быть отданокартинам, а не ей.

Марси сообщила Лайаму, что приехать надо к половине шестого,чтобы ответить на вопросы, поговорить с критиками. И еще один популярный журналхотел сделать фотографии Лайама и его работ. Приглашения были разосланы нашесть.

Саша оставила Марси организовывать интервью и фотосессию иудалилась к себе в кабинет, а когда ровно в шесть вышла, чтобы встречатьгостей, критик, корреспонденты, фотографы уже ушли. Лайам стоял взволнованный вцентре зала. Он был в черном костюме с белой сорочкой и темно-краснымгалстуком, на ногах – дорогие черные туфли из мягкой кожи со шнурками, волосыстянуты в хвост. Саша усмехнулась, заметив черные носки. Вид у него былбезукоризненно ухоженный и подтянутый, и она невольно залюбовалась. Однако ниодна черточка в лице Саши не выдала ее чувств. Саша была приветлива ибесстрастна, она предвкушала открытие нового художника широкой публике. Онапредвкушала успех.

– Ты сегодня прекрасно выглядишь, Лайам, –сердечно проговорила она, а он окинул взглядом ее изящную фигурку в маленькомчерном платье.

– Ты тоже. – Он ответил комплиментом накомплимент. Подошел официант с шампанским, Лайам взял себе бокал и тут же робковзглянул на Сашу. – Не бойся, я себя буду хорошо вести.

– Я в этом ни минуты не сомневалась, – кроткоотозвалась она.

– Надеюсь, сегодня на лошадях катать не будут? –сказал Лайам, припомнив злополучную вечеринку в Саутгемптоне, где он безбожнонапился и вел себя непотребным образом.

– Верхом не будут. – У Саши в глазах сверкнулиискорки. – После вернисажа запланировано катание на санях.

Лайам помотал головой в притворном ужасе.

– Лошадей побереги.

Она улыбнулась, но ничего не сказала, а лишь подняла за неготост:

– За успех твоей первой выставки в галерее «Сювери»!

– Спасибо, Саша. За моего вдохновителя и патрона!

В этот момент начали прибывать первые гости. И началасьобычная в таких случаях круговерть. Толпы людей бродили по галерее,рассматривали картины, обменивались мнениями, обсуждали свои дела, смеялись,знакомились, здоровались. Вопросы, цены, любопытствующие и коллекционеры – всесмешалось. Но интерес и восхищение были очевидны. За весь вечер Саше не удалосьи словечком перемолвиться с Лайамом. Она оставила с ним Марси, чтобы тазнакомила его с людьми, поддерживала в нем бодрость духа и – на всякий случай –присматривала, чтобы Лайам не разошелся.

Никаких инцидентов или сюрпризов не случилось. Единственнойнеожиданностью – но не для Саши – было то, что распроданы оказались все картиныза исключением двух. Лайам не мог в это поверить. Когда Саша сообщила ему этурадостную новость, он остолбенел и уставился на нее непонимающим взором,готовый заплакать.

– Большой успех, Лайам! Такое редко случается. Только сбольшими, по-настоящему талантливыми художниками. А это значит, что твои работыпоняли и оценили по достоинству. Тебе есть чем гордиться! – И добавила: –Лично я тобой очень горжусь.

Он молча сгреб ее в объятия и тут же испугался. Егопереполняли чувства.

– Ты теперь не просто талантливый и признанный художник– скоро и богатым станешь. Очень, очень скоро. – Про себя Саша уже решила,что впредь надо будет назначать цены повыше. – Теперь, думаю, можно будетв Париже выставку готовить. Там рынок не такой бойкий, но раз в Нью-Йорке тыпрошел на ура, то и там, скорее всего, будет успех, по опыту знаю. До твоего отъездаеще все обсудим.