Ночь в "Восточном экспрессе" - Вероника Генри Страница 66

— Это можно сравнить с религиозным переживанием, — заметил он. — Я не привык к такого рода вещам.

— Думаю, в этом суть великого искусства, — сказала Эмми, довольная его неожиданной реакцией. Она думала, что Арчи наскучит это через пять минут и он захочет двинуться дальше, но на самом деле именно она торопилась уйти. — Мы не можем оставаться здесь весь день, нам еще столько нужно обойти, подняться на столько мостов.

— Так куда теперь? — спросил Арчи, скромно сжимая бумажный пакет с открытками. Ведь он даже не удосужился покрасить стену дома за туалетом, когда ему сменили бак для воды.

Музей Гуггенхайм его смутил. Ему понравилась простота здания в стиле ар-деко, с широкими лестницами, ведущими к Большому каналу, но он совершенно не понял ничего из этого искусства, и привлекательным оно ему не показалось. Он долго вглядывался в работу Виллема де Кунинга «Женщина на пляже». Смутно различил ногу и голову, но если не считать их, создавалось впечатление, будто кто-то швырнул на холст кучу краски.

— Уверен, все это говорят, — сказал он Эмми. — Но и я так могу.

Она только засмеялась.

— И мне нравятся вещи, которые похожи на себя, — проворчал он. — На Тинторетто я готов смотреть хоть каждый день.

Потом они сидели в кафе и пили словно светящийся изнутри оранжевый апероль-шприц [30].

Эмми достала из сумочки блокнот и цветные карандаши. Начала рисовать.

— Это станет моей венецианской коллекцией, — пояснила она. — Для следующей зимы.

Она быстро набросала отделанный перьями тюрбан из плиссированной ткани в стиле Фортуни и цилиндр, черный с красным того оттенка, каким изнутри красят гондолы. Арчи сидел под дневным солнцем и смотрел, как она рисует. Отдаваясь мечтательному покою, он чувствовал солнечное тепло на своей коже, а насыщенные алкоголем пузырьки творили свое волшебство. Впервые за несколько недель Арчи ничего не делал, абсолютно ничего, только отдыхал. Мысли его побежали. Несколько недель назад ему бы и в голову не пришло, что он будет сидеть на залитой солнцем площади с такой девушкой, как Эмми, девушкой, которую иначе никогда не нашел бы…

— Просто интересно, — проговорил он, — а что Джей написал обо мне в той анкете?

Припоминая, Эмми отделывала большой бант на боку шляпы.

— Он написал, что ты неряха, — наконец выдала она. — Но тщательно моешь руки.

— Вот негодяй!

— Что ты довольно застенчивый, но вообще-то любишь вечеринки. Если на них ходишь.

— Правда…

Эмми наклонила голову набок, вспоминая остальное.

— И что превыше всего ты ценишь верность.

Арчи отвел взгляд. Говорить он не мог. Эти последние несколько слов с такой остротой напомнили ему о дружбе, которая у него была. И которую он утратил. Лежавшая на столе рука Арчи сжалась в кулак. Он не сорвется. Не здесь, не с Эмми после такого чудесного дня. Потом он почувствовал, как пальцы Эмми накрыли его руку и нежно сжали. Девушка ничего не сказала. Даже не посмотрела на него, просто продолжала рисовать свободной рукой. Но на этот раз Арчи ладонь не убрал.

Имоджен проснулась от колокольного звона и крика чаек. На мгновение ей показалось, что она грезит наяву. Она находилась в «Чиприани» в объятиях Дэнни Маквея. Лучше и быть не может, честное слово. Она как можно осторожнее выбралась из этих объятий, натянула футболку и взяла телефон, чтобы, пока будет чистить зубы в ванной комнате, проверить почту.

От Сейбол и Остермейер пришли три сообщения. Все с прикрепленными подробностями о потенциальной квартире. Имоджен нажала клавишу, потом со вздохом отключила телефон. Она не хотела смотреть. Действительность начала постепенно возвращаться, вторгаться в фантазию. Имоджен охватило смятение. Внезапно возбуждение от романтического поступка Дэнни и эйфория от воссоединения с ним сменились тревогой, от которой она не могла отделаться. Сообщения в почте напомнили ей о принятых на себя обязательствах; обязательствах, от которых она вряд ли сможет отказаться, если хочет, чтобы к ней относились серьезно. Нельзя согласиться на работу, а через пять минут от нее отказаться, потому что «школьная влюбленность» переполняет тебя восторгом.

Или можно?

В беспокойстве она позвонила обслуге и попросила принести завтрак. Не избежать серьезного разговора с Дэнни об их будущем. Как он его видит? Они вообще не касались этой темы в поезде и вчера за ужином в отеле. Реальный мир почему-то кажется несущественным, когда ты в «Восточном экспрессе» или попадаешь под чары Венеции.

Когда завтрак доставили, Имоджен принесла поднос в кровать и разбудила Дэнни.

— Привет, девушка моей мечты, — улыбнулся он.

— Нам нужно поговорить, — ответила Имоджен.

— По моему опыту, — сказал Дэнни, — это всегда плохой знак.

Имоджен дала ему ломтик манго.

— Я по-прежнему собираюсь ехать в Нью-Йорк, — начала она, большим пальцем вытирая сок с его губ. — Там ждут, что я приеду хотя бы обсудить положение дел.

— Что ж. Стало быть, ничего не изменилось. Со времени твоего письма.

Слова эти были произнесены спокойным тоном, но Имоджен почувствовала, что Дэнни злится.

— Еще не знаю, — призналась она. — Но ты должен понять: это моя карьера.

— Ну, меня немного не так воспитывали. Прости, если я не понимаю.

— С закрытием галереи мне приходится думать о том, как создать себе имя. Чтобы у меня был выбор. И деньги.

— Деньги есть у меня, — сказал он. — Если тебе нужны деньги, я зарабатываю очень много. Я могу дать тебе все, что ты хочешь.

Он не понимал. Совершенно.

— Давай поговорим об этом, когда я вернусь с этой встречи, — предложила Имоджен. — Не хочу, чтобы мы из-за этого поссорились.

Дэнни не ответил.

— Я тебя расстроила? — спросила она.

— Нет, — отозвался он. — Просто поставила меня на место. Сначала — карьера, потом — я.

— Нет. Я хочу и то и другое.

— Я хочу только тебя.

Он откинулся на подушки и закрыл глаза.

— Легко сказать, — возразила Имоджен. — Но это не очень практично. — Она почувствовала, как в ней закипает возмущение. — Я же не жду, что ты оставишь свой бизнес.

Он снова сел в кровати.

— Я бы завтра от него отказался. Ради тебя.

— И что бы ты тогда делал целыми днями? И как зарабатывал бы на жизнь? Вернулся к старым способам?

Едва услышав свои слова, Имоджен пришла в ужас, но Дэнни так упрямился.

— Прости, — сказала она. — Я не должна была этого говорить.