Дочь стеклодува - Петра Дурст-Беннинг Страница 66

– Странно, ты не находишь, что этот Магнус появился именно сегодня? Тебе не кажется это подозрительным?

– Это не Магнус, – покачала головой Мари. – Иначе он не привел бы ее домой. Ты бы видел, как он был потрясен! Я думала, он сам вот-вот расплачется! – Мари подняла на Петера покрасневшие глаза. – На нее смотреть было страшно… Я даже на минутку подумала, что она умрет. Иоганна сейчас такая слабая, такая… – Она снова задрожала.

Петер не знал, сколько еще он сможет вынести, и, забывшись, стукнул кулаком по столу.

– Я с самого начала догадывался, что со Штробелем не все чисто! Проклятье, почему я вообще допустил, что она стала работать у него? – Молодой человек с ума сходил при мысли о том, что мог спасти Иоганну.

– Ты действительно думаешь, что это сделал он?

На лице Петера появилась угрюмая решимость.

– А кто же еще?

В ту ночь почти все спали плохо, в том числе и Гризельда. Тревога за Иоганну, непонимание, кто мог сотворить с ней такое, то обстоятельство, что именно Магнус нашел ее, раненую, на обочине дороги, – все это не давало ей покоя. На следующее утро, в шесть часов, она с трудом поднялась и стала собираться на работу, чувствуя еще бо́льшую усталость, чем вчера вечером. Она хотела лишь на минутку заглянуть к Магнусу, но остановилась в дверном проеме: ее с головой захлестнула волна материнской любви.

Ее сын.

Хороший мальчик.

Даже, можно сказать, герой.

Он спас Иоганну. Если бы он не нашел ее, если бы не позаботился о ней… кто знает, что с ней могло случиться?

Даже во сне он был бледен. Кости его так и не обросли мышцами, но эта стройность была ему к лицу. Когда он уходил, он был довольно тучным, заплывшие глаза едва виднелись над толстыми щеками и широким носом. Теперь они отчетливо выделялись на лице, обрамленные густыми ресницами.

Гризельда судорожно сглотнула. Она никогда не предполагала, что сходство Магнуса с отцом может исчезнуть. И теперь ей даже казалось, что она видит в нем собственные черты.

Ее сын.

А она-то на миг подумала, что это он… И женщина глубоко вздохнула.

Когда вскоре в дверь постучал Петер и попросил позвать Магнуса, сердце вдовы ушло в пятки.

Ее сын – герой: эта мысль Гризельды оказалась хрупкой, как стекло.

Петер пробыл у них недолго. Магнус сразу проснулся, стоило Гризельде слегка коснуться его плеча.

– Ты Петер, который делает глаза, верно? Вы уже нашли эту свинью? – выпалил он.

– Иоганна так и не сказала, кто это сделал? – спросила Гризельда.

Петер покачал головой. Им обоим не следует знать, кого он подозревает. Его удивило то, что Магнус сразу же вспомнил его, сам он парня ни за что не узнал бы.

Много рассказать Магнус не смог: он нашел Иоганну, которая сидела на обочине дороги на окраине Зоннеберга. Время он мог назвать лишь приблизительно, было, пожалуй, часов пять. Она находилась в полуобморочном состоянии и дрожала от страха, поэтому он говорил с ней очень мягко и осторожно. Молодой человек не сразу понял, что с ней произошло, подумал сначала, что на нее напали. Спросил, не отвести ли ее к врачу, но та отказалась и заявила, что хочет домой, в Лаушу. Поэтому всю дорогу он поддерживал ее как мог, какое-то время даже нес на руках. Денег на поезд у него не было, но и посадить ее в таком состоянии в вагон он не решился бы – тут Магнус умолк и опустил взгляд.

– Тебя долго не было. Почему ты вернулся? – спросил Петер, уже собираясь уходить.

– Почему я вернулся? – задумчиво переспросил Магнус. – Честно говоря, я и сам толком не знаю. – Улыбка у него была обезоруживающей. – Возможно, пришло время разобраться кое с чем.

И Гризельда, и Магнус Грюн согласились никому не рассказывать о случившемся с Иоганной.

– Даже после моего возвращения из Зоннеберга! – предупредил Петер и судорожно сглотнул. – Если вся Лауша начнет болтать о ней, она будет страдать еще сильнее!

– Но ведь люди будут интересоваться, почему она вдруг бросила работу в Зоннеберге, – с тревогой заметила Гризельда. – Что ты им скажешь?

Ответа на этот вопрос Петер не знал.

Чуть позже он отправился в Зоннеберг, чтобы поступить так, как должно. Он дождался обеденного перерыва и лишь затем явился к Штробелю, что стоило ему немалых усилий воли. И только убедившись, что все клиенты вышли из магазина, молодой человек вошел внутрь.

Когда вскоре он вышел оттуда, на теле скупщика не осталось ни одного живого места.

9

Когда Мари не вышла на работу, Рут решила зайти к ней во время перерыва, чтобы узнать, что стряслось. Потрясенная, она выслушала рассказ Мари. Молодая женщина пришла в замешательство, от которого долго не могла оправиться. Она плакала, кричала, а Ванда следовала примеру матери. Мари с трудом сумела успокоить обеих.

– Почему ты не позвала меня вчера вечером? – снова и снова спрашивала Рут, то и дело всхлипывая. – Почему Гризельда ничего не сказала мне с утра?

После этого ее просто невозможно было оттащить от постели Иоганны. Только около полудня она примчалась с Вандой на руках к Хаймерам и сообщила всем собравшимся за столом, что Иоганна подхватила в Зоннеберге тяжелую форму воспаления легких и что они с сестрой будут по очереди за ней ухаживать.

Старик поморщился, проворчал что-то вроде «нет работы, нет и зарплаты», но Рут уже бежала вниз по лестнице.

Весь день Иоганна смотрела на стену прямо перед собой, Мари и Рут сидели у ее постели и лишь время от времени перекидывались парой слов. Казалось, Ванда чувствовала, что происходит нечто ужасное, и вела себя тихо.

Рут несколько раз пыталась расспросить Иоганну, но та, не желая отвечать ей, тут же закрывала глаза.

За весь день она не произнесла ни слова. Когда ближе к вечеру Мари предложила ей тарелку супа, девушка только головой покачала. Лицо у нее было мрачным, она сосредоточенно рассматривала дырки в стене. Она не хотела ни есть, ни пить. Не чихала, не кашляла, не испражнялась. Не плакала. Лежала неподвижно и даже не всхлипывала.

С каждым часом тревога Рут и Мари все возрастала. Казалось, Иоганна распростилась с собственным телом.

* * *

Ни Рут, ни Мари, ни Петер не были готовы к тому, что вечером Иоганна все же заговорит. Они втроем сидели вокруг ее постели, когда Иоганна вдруг обернулась к ним.

– Он сошел с ума, – произнесла она странным голосом, который мог бы принадлежать ребенку, и с удивлением оглядела собравшихся.

Все молчали, не смея сказать ни слова, не смея вздохнуть, – лишь бы она не замолчала снова.

– Штробель сошел с ума. Взял и сошел. – Она истерически расхохоталась. – Внезапно. – Веки девушки трепетали, словно в глаз ей попала соринка.

Собравшиеся в комнате переглянулись.