Навеки твоя Эмбер. Том 2 - Кэтлин Уинзор Страница 66

Неделю спустя Эмбер была в детской, где проводила час-другой каждое утро. Они играли в триктрак с Брюсом. Сьюзен в белом полотняном платьице с кружевами, маленьком передничке и накрахмаленном чепчике, надетом на самую макушку поверх ее длинных, светлых блестящих волос, сидела на полу рядом с ними. Она уже начала командовать в детской, уверенно подчиняя себе детей Элмсбери, но ее собственный брат оказался более строптивым и то и дело сбрасывал ярмо маленькой тиранши.

Эмбер любила проводить время в детской: эти моменты были единственными, что связывало ее с лордом Карлтоном. Эти дети были его и ее детьми, в их жилах текла его кровь, они вели себя и говорили, как он. Их любовь к ней была в какой-то степени его любовью, их поцелуи – его поцелуями. Они олицетворяли память о прошлом, все то, что было у нее в настоящем, они являли собой ее надежду на будущее.

– Мама! – Сьюзен неожиданно прервала игру: она была слишком мала, чтобы сосредоточиваться долго на чем-нибудь.

– Да, дорогая?

– Сыграем в уиггл-уэггл?

– Давай-ка сначала закончим эту игру, Сьюзен. Мы только что играли в уиггл-уэггл.

Сьюзен надула губки и недовольно взглянула на брата, Эмбер заметила это, обняла ее и прижала к себе:

– Ну-ну, что ты делаешь, маленькая колдунья?

– Колдунья? Что это такое?

– Колдунья, – ответил брат скучным голосом, – это зануда.

Эмбер взглянула на лакея, который только что вошел в комнату и остановился возле них.

– В чем дело?

– Вас просят, мадам.

– Кто? Кто-то важный приехал?

– Ваш муж и, как я понимаю, его мать.

– О Господи! Ну ладно, благодарю. Скажите им, что я сейчас спущусь.

Лакей ушел. Эмбер сразу поднялась, невзирая на протесты детей.

– Извините меня, дорогие мои, если смогу, то тотчас же вернусь.

Брюс поклонился ей:

– До свиданья, мама. Спасибо, что навестила нас.

Эмбер наклонилась, поцеловала его, потом подхватила на руки Сьюзен, которая поцеловала ее в обе щеки и в губы.

– Ну полно, Сьюзен, – отвернула лицо Эмбер, – ты мне всю пудру слижешь, негодница. – Она тоже поцеловала дочь, опустила ее на пол, помахала обоим детям и вышла. Но как только дверь закрылась, улыбка погасла на ее лице.

С минуту она постояла в холле, чтобы собраться с мыслями. «За каким дьяволом старуха явилась сюда, в этот дом?» – думала она раздраженно. Из-за беременности все на свете раздражало ее – казалось, что все делалось умышленно и с единственной целью – досадить ей. Потом, вздохнув и пожав плечами, она направилась к дверям своих апартаментов в противоположном конце галереи.

В гостиной Эмбер Джералд Стэнхоуп расположился вместе со своей матушкой на диване перед камином. Вдовствующая баронесса сидела спиной к двери и болтала к Джералдом, лицо которого было встревоженным. Его подчерненные брови – это считалось последней модой – резко контрастировали с белой кожей лица и пепельно-светлым париком. Когда Эмбер вошла, баронесса замолчала, секунду-другую придавая лицу подобающее выражение, потом с любезной улыбкой повернулась к невестке. В ее глазах вспыхнуло удивление и неудовольствие.

Эмбер подошла к ним ленивой походкой, при этом ее халат распахивался, обнажая вспененные кружева нижних юбок. Джералд сидел словно пришибленный, будто ожидал, что в любой момент на него обрушится крыша дома. Он встал и представил жену матери. Женщины обнялись, весьма, однако, осторожно, словно боялись испачкаться друг о друга. Потом они подставили друг другу щеки: таков был обычай среди светских дам – подставлять щеку, а не губы, в качестве приветствия. Они отступили на шаг и оглядели друг друга оценивающе: ни та ни другая не упустили ни одного изъяна. Джералд в это время стоял неподалеку и нервно глотал слюну, его кадык ходил ходуном. Чтобы как-то занять руки, он достал гребень.

Люсилле, леди Стэнхоуп, было за сорок. Ее пухлое недовольное лицо напомнило Эмбер спаниелей короля: уголки рта опущены, круглые щечки трясутся.

Ее волосы, некогда светлые, имели теперь цвет карамели. Но кожа лица оставалась розовой и свежей, грудь не утратила привлекательности. Ее наряд был еще более старомодным, чем у большинства провинциальных дам, украшения – так, дешевые безделушки.

– О, прошу вас, не обращайте внимания на мою одежду, – сразу же предупредила ее светлость. – Это лишь старое тряпье, которое я собиралась отдать своей служанке, но дороги нынче столь ужасны, что я не решилась надеть что-либо приличное! Боже мой, одна повозка опрокинулась, и три сундука упали в грязь!

– Какое безобразие! – сочувственно согласилась Эмбер. – Вас, наверное, страшно растрясло. Не послать ли за освежительным?

– О да, мадам. Пожалуй, я бы выпила чаю. Она никогда не пила чай, ибо это было слишком дорого, но теперь она решила показать всем, что двадцать лет в деревне не отучили ее от городских привычек.

– Я пошлю за чаем. Арнольд! Черт подери этого парня! Где же он? Вечно целуется со служанками, когда его зовешь. – Она подошла к дверям в соседнюю комнату. – Арнольд!

Баронесса наблюдала за ней с завистью и неодобрением.

Она так никогда и не смогла примириться с тем, что годы ее юности и расцвета прошли столь бездарно. Сначала была гражданская война, и ее муж. подолгу воевал, пока в конце концов его не убили, что обрекло ее на прозябание в деревне в ее лучшие годы. Задавленная налогами, она была вынуждена сама выполнять всю домашнюю работу, как простая фермерша. А годы между тем предательски уходили. Лишь сегодня она осознала, как много лет прошло с тех пор.

У нее не было шансов снова выйти замуж, ибо война оставила слишком много вдов, а у нее на руках были сын Джералд и еще две девочки. Дочери, к счастью, вышли замуж за местных помещиков, но Джералд, она не сомневалась, должен был иметь лучшее будущее. Она послала его в путешествие на континент и просила на обратном пути остановиться в Лондоне, с тем чтобы попасться на глаза королю и, возможно, напомнить ему, сколь верно и бескорыстно Стэнхоупы служили короне. Он преуспел больше, чем она предполагала. Месяц назад пришло письмо, в котором он написал, что король не только пожаловал ему графский титул, но и решил его судьбу, предложив богатую невесту, так что теперь он и граф Дэнфордский, и жених.

Исполненная радости мамаша сразу же начала готовиться к переезду в Лондон, решив продать родовое поместье Риджуэй Мэнор. Она предвкушала частые посещения королевского двора, представляла себе, как все будут восхищаться ее нарядами и драгоценностями, ее гостеприимством, очарованием, да и красотой тоже. Ибо леди Стэнхоуп, пристрастно разглядывая себя в зеркало, сумела убедиться, что для женщины в сорок два она все еще недурна и ее – с помощью французских платьев, ленточек, локонов и драгоценных украшений – могут счесть за красавицу. Глядишь, и она снова выйдет замуж, если найдет себе джентльмена по вкусу.