Украденные ночи - Дженнифер Блейк Страница 67

— Я не поверю, что ко мне будут приставать, если ты рядом.

— Ценю твое доверие, но гарантировать что-либо не могу, — сказал он, криво усмехнувшись. — Кроме того, пока мы будем ходить вместе, нам вряд ли кто-нибудь скажет правду. Зато нож в бок за излишнее любопытство получить можно. А вот если я пойду один, переодевшись бродягой, предложу кому-нибудь пропустить рюмо…

— Я поняла! — оборвала она его на полуслове. И хотя Амалия сознавала, что доводы Роберта разумны, вынести это ей было нелегко. — Тогда отвези меня домой, — попросила она, все еще дуясь.

Казалось, время после отъезда Роберта остановилось. Амалия металась по комнате от одного окна к другому, не | находя себе места. Уже в который раз наблюдала она изрядно надоевшую картину: дома с лужайками на противоположной стороне улицы, резвых лошадей, впряженных в элегантные экипажи, в которых сидели нарядные дамы в легких шелковых платьях с расшитыми бисером и кружевами зонтиками в руках, а рядом с ними джентльмены, взмокшие от жары в своих сюртуках и галстуках.

Амалия ненавидела все эти десятилетиями складывавшиеся условности и предрассудки. Именно они, а не пресловутая слабость, держали ее взаперти. Поскольку делом чести мужчин являлась защита репутации и достоинства дам, то женщина, пожелавшая выйти на улицу одна, могла столкнуться с любым оскорблением. А раз уж джентльмены рисковали жизнью, защищая прекрасных дам, дамы, в свою очередь, были связаны долгом чести вести себя так, чтобы не подвергать мужчину излишней опасности. Возникала своего рода круговая порука. «Жаль, что со всем этим нельзя покончить раз и навсегда», — мысленно сокрушалась Амалия.

Однако благодаря этим условностям смертельная опасность, которая время от времени нависала над мужчинами, сдерживала их природную агрессивность и усмиряла их низменные страсти. Большинство из них находили разрядку в драках: кто на кулаках, кто с хлыстами, л кто на дуэли. Что касается дуэлей, то здесь дело дошло до крайностей. Поединки назначались по всякому поводу и без повода: кто-то кого-то нечаянно толкнул, кто-то на кого-то не так посмотрел или при ком-то неосторожно выразился, а в результате — гибли молодые люди. И все же, зная, чем может кончиться тот или иной неосторожный поступок, люди стремились к сдержанности и терпимости во взаимоотношениях друг с другом.

«Насколько все было бы проще, имей эта проблема только одну сторону, — размышляла Амалия, стоя у окна, — ту, которая не касается меня».

Пришло время ужинать, а Роберт все еще не появлялся. Амалия попробовала съесть что-нибудь в одиночестве, но не получилось. Повозив по тарелке кусочки каждого блюда, она так ни одного и не попробовала. Две рюмки вина, которые она выпила, взбодрили ее, но ненадолго, их действие прошло к тому моменту, когда она приготовилась идти спать.

Она сидела на кровати, подперевшись подушками и с раскрытой на первой странице книгой, когда внизу послышался шум. Накинув капот, Амалия вышла из спальни. Внизу, широко расставив ноги, чтобы не упасть, стоял Роберт. Волосы его были взлохмачены, рубашка в грязи, рукава закатаны до локтей, мятые брюки из грубого полотна неряшливо заткнуты в сапоги, которые, похоже, умышленно были выпачканы, чтобы не блестели. Роберт держал в руке серебряный подсвечник со свечой, какие обычно ставят в спальнях, и Амалии показалось, что она слышит удаляющиеся шаги слуги, впустившего его в дом. Вероятно, она сделала какое-то неосторожное движение, потому что Роберт, который старался двигаться бесшумно, поднял голову.

— Роберт! — воскликнула она, едва дыша. — С тобой все в порядке?

— Как посмотреть. — Язык его заплетался, и Амалия с трудом поняла, что он сказал.

— Ты пьян?! — Она старалась говорить тише, сделав несколько шагов вниз по лестнице. Свеча, которую Роберт держал в руке, была единственным источником света, за исключением нескольких светлых полос на полу, пробивавшихся из приоткрытых дверей ее спальни. Отблески огня свечи отплясывали на его лице причудливый языческий танец, освещая скулы и рот и оставляя в тени глаза.

— Пришлось пару раз з-заплатить за всех… В-вот!

— Ты узнал что-нибудь о матросе? — спросила Амалия с надеждой.

— Б-боюсь доложить о неудаче…

— Неужели не удалось найти хоть какой-то след?

— Не-а! Мой бог! Да какая же ты красивая!

Амалия проследила за его взглядом и поняла, что свет, падающий из спальни, просвечивает насквозь тонкий батист ночной сорочки, очерчивая ее фигуру, как в театре теней, в который ее водили как-то раз в детстве. Румянец окрасил щеки Амалии, и она быстро спустилась еще на несколько ступенек, чтобы выйти из предательской полосы света.

— Удивительно, что ты меня вообще видишь, — сказала она, и в ее голосе послышались веселые нотки.

— Я ж не слепой, я только выпил… ч-чуток.

— Тогда пойдем спать.

На лице Роберта появилась залихватская ухмылка.

— Фи-и, какое б-бесстыдство! Ты у-уверена?

— Как никогда!

— Отл-лично! Я принимаю от всего серса, патаму што никогда бы не подумал, што ты п-просишь.

Он, качаясь, приблизился к лестнице и, уцепившись свободной рукой за перила, уставился на зажженную свечу так, словно видел ее впервые. Амалия поспешила к нему на помощь. Она забрала свечу и, подхватив его под руку, осторожно повела по лестнице вверх. Достигнув верхней площадки, они пересекли холл и, подойдя к спальне, ввалились внутрь.

Амалия взглянула оценивающе на скамеечку для надевания обуви и решила, что та слишком низкая и что если она посадит Роберта на эту скамеечку, то вряд ли сможет поднять его потом на кровать без посторонней помощи. Тогда она направила его к постели. Роберт оперся локтями на кровать, и с его лица не сходили веселое удовольствие, неведомая доселе нежность, пока она расстегивала и снимала с него рубашку, а потом стягивала брюки. Затем Амалия уложила его поперек постели, но он приподнялся на локтях и стал с интересом, как ей показалось, наблюдать за ее возней с сапогами, которые никак не хотели сниматься, а он не сделал ни одной попытки помочь ей.

Наконец борьба с сапогами увенчалась успехом. Когда Амалия поднималась со вторым сапогом в руках, Роберт протянул руку к локону, лежавшему на ее груди, и, пропуская его шелковистые завитки между пальцами, совершенно отчетливо сказал:

— Прекрасная Амалия, чудная Амалия…

Она улыбнулась ему задрожавшими от нахлынувшего чувства губами. Повинуясь минутному порыву, Амалия бросила сапог на пол, подошла к Роберту и прильнула губами к его губам. От него пахло дешевым вином, дымом плохих сигар, но ей это было все равно. Роберт обнял Амалию и, откинувшись назад, прижал ее к себе.

Придя в себя, она тихо рассмеялась, потому что лежала распростертой у края постели в немыслимой позе меж его ног. Амалия толкнула его, и Роберт отпустил ее, раскинув руки и болтая свесившимися с постели ногами. Она сползла с него на пол, а затем, ворча, стала поднимать ноги Роберта на постель.