Взрослые сказки (сборник) - Олег Бажанов Страница 67

– Пора, – доложил Ващенка, выключив секундомер, и Иванов направил машину в серо-белую мглу.

Когда Мингазов запросил разрешения зарулить на стоянку, Иванов вздохнул облегчённо: «Сел!» И переключил всё внимание на приборы.

Земля на этот раз показываться вообще не спешила. Облака кончились только на ста пятидесяти метрах, и всё, что Иванов смог увидеть с такой высоты, – внезапно открывшееся начало взлётно-посадочной полосы и линии стоянок. Над аэродромом моросил мелкий дождь: от мокрой «бетонки», от техники на стоянках, казалось, шёл пар. После мягкой посадки Иванов зарулил машину на стоянку вслед за благополучно приземлившимся подчинённым. Но этот вылет стоил Иванову не одной пряди седых волос.

– Удивительно, но никто потом со мной не разбирался, – часто рассказывал Иванов своим друзьям эту историю. – Как поведал один офицер ФСБ, тот самый отряд спецназа МВД был взят чеченцами в плен, радист отряда стал работать на боевиков. И если бы мы тогда попытались зайти на посадку, то нашей участи можно было бы не завидовать. Но об этом я узнал намного позже и думал, что обо мне в суматохе просто забыли – повезло. Вот и выходит, что тут нас спас случай или чудо. А может, крестик и молитва? Как после этого не стать суеверным?

Он часто задавал себе этот вопрос: почему ему всегда так везло? Чудо? Судьба? Или что-то ещё? Ведь не однажды везло…

Иванов никогда не забудет случай, произошедший в Афганистане, когда он ещё старшим лейтенантом летал на правом сиденье у майора Болышева. В тот день их экипажу была поставлена задача доставить небольшой отряд афганской армии, состоящий из десяти человек, на одну из горных троп для проведения операции по перекрытию караванного пути для «духов». Но почему-то перед самым вылетом порядок задания изменили: отряд афганцев взял на борт более опытный заместитель командира эскадрильи, а экипажу, в составе которого находился Иванов, пришлось идти ведомым, чтобы прикрывать посадку и взлёт ведущего вертолёта.

Болышев ещё подначил тогда перед взлётом замкомэска:

– Володя, ты зачем брился утром? Не повезёт сегодня.

Тот только отмахнулся.

С высоты полёта Иванов видел, как из приземлившегося вертолёта выпрыгивали афганские солдаты, как они, торопясь, стали подниматься в горы. Видел, как крутились винты ведущего вертолёта, но тот всё тянул со взлётом. Болышев и сам Иванов долго пытались вызвать по радио заместителя командира эскадрильи, но тот почему-то не выходил на связь. Наконец командир экипажа принял решение идти на посадку. Соблюдая меры предосторожности, они приземлились рядом с молотившим винтами вертолётом заместителя командира эскадрильи. Борттехник, посланный Болышевым посмотреть, что случилось с экипажем ведущего, прибежал очень быстро, бледный как простыня, твердя только одно: «Они там зарезанные!..»

Тогда, анализируя происшедшее, Иванов подумал: «Повезло!» Но в приметы и лётные традиции с тех самых пор поверил окончательно. И всегда учил подчинённых: «Лётные традиции нужно соблюдать свято!»

2006

Я стоял у неприметного холмика за невысокой тронутой ржавчиной оградкой. Среди небогато украшенных могил деревенского кладбища эта выглядела более чем скромно. Над ней возвышался выкрашенный синим такой же скромный деревянный крест. На кресте табличка. На ней белой краской на чёрном фоне выведено: «Смирнова Анастасия Ивановна, Ракша А. М. и Ракша А. М.» И всё. Ни дат рождения, ни времени ухода из жизни, ни того, кем были усопшие…

В этой могиле упокоились мои тётушки. Мои добрые, хорошие старушки. Они приходились мне бабушками: Антонина Макаровна и Анна Макаровна были младшими сёстрами Льва Макаровича – моего родного деда, а Анастасия Ивановна, которую я называл просто тётя Тася, – дочерью старшей сестры Льва Макаровича, умершей во время Гражданской войны.

Последний раз я видел тётушек живыми давно. Как-то получилось так, что более тридцати лет я не был в благодатном краю лесов и полей, где неширокая речка неспешно несёт свои воды среди наполненных запахами полевых трав берегов к Медведице и дальше к Дону, – в краю сказок, оживающих длинными зимними вечерами в тёмных тётушкиных комнатах. Не был там, куда часто возвращался в снах.

Помню, мы, босоногие пацаны, бежали в поля смотреть, как пашут землю трактора, как громоздкие, похожие на динозавров комбайны собирают налитые солнцем спелые колосья пшеницы, и мы знали, что, когда вырастем, обязательно станем трактористами и комбайнёрами. Мы лазали по садам, устраивали набеги на колхозную бахчу, шли на конюшню смотреть на добрых лошадей, угощали их припасённым хлебом и арбузными корками. Так проходил день. Вечером на краю деревни встречали нагулявшихся за день коров. И каждое утро для нас поднималось новое солнце, каждый наступающий день нёс радость ещё неизведанного, и даже встреченная на дороге, ведущей к деревенскому кладбищу, похоронная процессия казалась нам праздником, потому что играла музыка и нам давали кутью – рисовую кашу с изюмом, которую мы очень любили. Смерть существовала за пределами детского понимания, где-то далеко за границами мечты.

Нам хотелось быстрее вырасти. Взрослая жизнь рисовалось сказочным рассветом, который открывает загадочный мир тому, кто честен и смел. И если бы кто-нибудь сказал нам тогда, что за той линией горизонта, к которой человек стремится всю свою жизнь, нет ничего, мы бы не поверили. Детям нужны сказки. Но сказки, как и жизнь, бывают разные. Бывают добрые, а бывают и не очень. Тётя Тася вечерами рассказывала мне их. Её сказки жили в настоящем времени. И в них главными героями всегда были мы с тётей Тасей. Она никогда не заканчивала начатую сказку, позволяя мне самому дофантазировать конец. При этом мы с ней играли в такую игру: «‘‘да’’ и ‘‘нет’’ не говорите, чёрного с белым не берите…» Только по прошествии многих лет я понял, насколько необходимой для начинающего познавать жизнь ребёнка была эта игра. Она учила мыслить образами, развивала логическое мышление. Самое главное, она научила меня мечтать. Эти качества очень пригодились в жизни и позволили начать писать книги. И интуиция почти никогда не подводила. Разве только в любви… Так и не смог её найти. А однажды, когда перестал ждать, увидел её, настоящую… Увидел и понял, что оставшейся жизни мне уже не хватит, чтобы догнать и идти рядом…

Больше сказок в том далёком детстве мне нравились рассказы тёти Таси о её непростой судьбе. Перед глазами вставали картины Гражданской войны: молодая девушка из богатой семьи выходит замуж за комиссара красноармейского полка и уходит с ним на фронт воевать с беляками. Там вступает в партию большевиков. А когда убивают её мужа, сама становится комиссаром полка. Я представлял себя рядом с молодой красивой тётей Тасей несущимся на лихом коне в атаку на конную лаву белых. И мы всегда побеждали, потому что тётя Тася была героем. А герои всегда побеждают.

После Гражданской Анастасия Ивановна (по мужу Смирнова) работала директором лесхоза, многие годы возглавляла парторганизацию одного из районов области. А когда ушла на заслуженную пенсию, возглавила общество охраны природы. До самой смерти она была настоящим большевиком и в делах, и в словах, и в поступках. А вот замуж так и не вышла. Всю жизнь любила одного человека – своего погибшего мужа.