Доченька - Мари-Бернадетт Дюпюи Страница 68

Твоя Леони

Мари сожгла это компрометирующее послание и налила себе холодного кофе. Она нуждалась в бодрящем напитке, потому что в душе боролись гнев и облегчение. Леони, разумеется, могла и не сказать правды. Она могла вскрыть письмо, прочесть, а потом аккуратно заклеить конверт. И самое невыносимое — это то, что она решила поступить с письмом по своему усмотрению.

— Я не хотела его отправлять! — воскликнула Мари. — Это уж слишком — вот так играть с моей жизнью, с моими чувствами! Не хочу, чтобы мной руководили, как ребенка, вели то влево, то вправо! Хватит! Довольно! Хочу поступать, как сама считаю нужным!

Первый раз в жизни Мари стукнула кулаком по столу. У нее за спиной послышался смех:

— И ты права, моя девочка! Не позволяй никому решать за себя! А то еще немного, и я поверю, что у меня в невестках святая!

Жак дружески похлопал Мари по плечу.

— Жак, это вы? — ошарашенно спросила Мари. — Простите, я не сдержалась.

— Я все понимаю, не беспокойся. Иногда нужно выпускать пар, иначе начнешь болеть. Давай лучше выпьем по капельке!

Она кивнула. Было забавно вдруг обрести союзника в лице собственного свекра. Непонятно почему, но Мари всегда робела в его присутствии. Они прожили одной семьей много лет, а Мари так и не стала говорить ему «ты», да и, если вспомнить, разговаривали они крайне редко.

Жак внимательно посмотрел на невестку:

— Ты красивая женщина, Мари. Забрось подальше свои черные платья и почаще выходи на улицу! Большое горе для меня — похоронить сына, но я, честно говоря, не очень-то им гордился. Думаешь, я не видел, что он бегает за этой Леони? У меня глаза на месте, да и уши тоже! Нанетт заведет старую песню, но ты ее не слушай — если у тебя появится ухажер, приводи его в семью!

Смущенная Мари опустила глаза. Выпитое подействовало на нее успокаивающе, и она отозвалась невесело:

— Все не так просто, Жак, но все равно большое вам спасибо. Вы так добры ко мне…

Они улыбнулись друг другу. Громко зазвонил колокол обазинской церкви. В переулке эхом отозвались детские голоса.

— А вот и дети с Нан! Пойду переоденусь. Жак, спасибо…

Переступив порог комнаты, Мари ощутила желание петь. Ей казалось, что ее душа раскрывается, к ней возвращаются силы. Надежда опьяняла ее, и это было давно забытое ощущение…

Август 1928 года

Мари опустилась на колени перед запрестольным образом, испытывая глубокое уважение к мастерам, сотни лет назад изваявшим это чудо из ореховой древесины. Церковь Святого Петра в Наве, маленьком городке по соседству с Тюлем, полнилась тишиной и мягким приглушенным светом, приличествующим святому месту. Молодая женщина совершала своего рода паломничество в память о своей бабушке.

— Бабушка Аделаида! — прошептала Мари. — Я не знала вас, но папа вас очень любил! Он рассказывал, что вы часто приходили в этот храм. Сегодня я пришла сюда, чтобы умолять вас о помощи…

Кто-то вошел в церковь. Мари быстро обернулась и заметила фигуру человека в черной сутане. Кюре поприветствовал прихожанку и исчез в глубине нефа.

«Какая же я все-таки глупая! Адриану не придет в голову искать меня в этой церкви! Я вообще не знаю, приедет ли он. Не знаю, что и думать…»

Мари соединила ладони и прочла короткую молитву, обращаясь ко всем святым католического пантеона. Она не побоялась попросить их о помощи в делах любви, хотя за шесть лет Мари перенесла столько страданий, связанных со смертью самых близких людей, что временами ей даже казалось, что ее вера пошатнулась.

Однако следует признать, что монахини в Обазине считали ее образцовой католичкой.

— Святой Петр, святой Стефан и ты, Пресвятая Дева, скажите, что мне делать! Разве это плохо — нуждаться в любви, в нежности? Я ведь еще не настолько стара, чтобы жить в одиночестве!

Молодая женщина закрыла глаза. В памяти замелькали яркие картинки: последние несколько недель она прожила в состоянии лихорадочного возбуждения и нетерпеливого, но вместе с тем боязливого ожидания ответа от Адриана. Однако почтальон не торопился принести в ее дом письмо из Парижа. И вот настал день, когда Мари решила, что Леони ее обманула. Да и зачем той было отправлять украденное письмо? Вероятнее всего, она прочла его и, разозлившись, попросту выбросила.

Это объясняло все: и то, что, вопреки обещанию, Леони с той поры ни разу не приехала в Обазин, и то, что Адриан не ответил на любовное послание Мари. Наконец Мари, в душе которой с утра до ночи боролись надежда и отчаяние, решилась, наконец, отправить второе письмо, очень короткое:

Мне нужно поговорить с тобой, мой дорогой утраченный друг. Если у тебя в распоряжении есть несколько свободных дней, знай, что десятого августа я буду в Наве, одна. Если после полудня ты не придешь в «Кафе де ла Фонтэн», одиннадцатого августа я поеду в Тюль, где у меня назначена встреча с директрисой колледжа, куда я хочу устроить Лизон.

Мари

Позже Мари пожалела об этом безрассудном поступке. Она не соврала, сообщая о запланированной встрече в Тюле, но просить Адриана, от которого пару месяцев не было никаких известий, приехать повидаться с ней в определенный день в Нав было глупо.

«Он не приедет! Я повела себя, как безмозглая девчонка! Он мог уехать за границу, мог заболеть, а может, у него появилась возлюбленная…»

При этой мысли у молодой женщины сжалось сердце. Она пробормотала:

— Но ведь я так его люблю!

Мари никогда не ревновала Пьера, и только теперь она поняла, что это такое. Узнав о связи мужа с Леони, она дала волю ярости, она презирала обоих, но эта реакция была продиктована ее принципами. А еще она испытала укол зависти. Теперь же, представляя Адриана рядом с прекрасной незнакомкой, она ощутила боль, породить которую могла только ревность.

— Господи, как я хочу снова увидеть его! — воскликнула Мари.

Кто-то кашлянул у нее за спиной.

— Мадам, вам помочь?

Это был местный кюре, на Мари он смотрел с удивлением.

— Простите, святой отец! Должно быть, я говорила вслух, простите!

— Вы не здешняя, верно? Я вас не знаю.

Мари поднялась с колен.

— Вы правы. Однажды я уже была в Наве, и этот резной запрестольный образ показался мне удивительно красивым, я долго им любовалась. Моя бабушка, Аделаида Кюзенак, тоже восхищалась этим шедевром.

— Аделаида Кюзенак? Это имя мне знакомо…

— Она родилась в Коррезе. А я детские годы провела в приюте городка Обазин, теперь я служу там учительницей!

Кюре широко улыбнулся:

— Мое дорогое дитя! Какой прекрасный пример вы всем подаете! Обазинские монахини не покладая рук заботятся о своих подопечных, наставляют их на путь истинный… Я очень рад нашему знакомству, мадам, или, быть может, мадемуазель?