Гонки на выживание - Хилари Норман Страница 68

Андреас был в ужасе. За всю свою жизнь он ни разу не поднял руки на женщину, а теперь… Ему хотелось обнять ее, умолять о прощении, но ее жестокие, бесчувственные слова все еще звучали у него в ушах.

Не спуская друг с друга глаз, они оба замерли, как дикие животные, готовые к смертельной схватке.

Первой пришла в себя Александра.

– Извини, – проговорила она глухим голосом. – Не так я себе все это представляла.

Он поднял руку и нежно коснулся ее горящей щеки. Она отшатнулась.

– Это я должен извиниться, – сказал Андреас, проглотив болезненный ком в горле. – Ни за что на свете я не хотел причинить тебе боль. Не знаю, что на меня нашло, но я вдруг как будто обезумел…

– Больше ничего не говори, – остановила его Александра. – Только не сейчас, это бесполезно. Может, мне вообще не стоило заводить этот разговор, но мне казалось, что брак для того и существует, чтобы муж и жена могли честно высказать друг другу все, что у них на душе…

– Али, – умоляюще проговорил Андреас.

Никогда он не видел свою жену такой печальной, и это глубоко ранило его.

Александра покачала головой.

– Нет, Андреас, только не сейчас. – Она заставила себя улыбнуться. – Ладно, все в порядке. Я прощаю тебе эту пощечину. Небольшой взрыв, выпускание пара. – Слезы вдруг навернулись ей на глаза. – Но я так сильно тебя люблю, и есть способ завести ребенка… Ведь мы оба так его хотели! – Она закусила губу. – Но я вижу, что для тебя это невозможно, и постараюсь сделать все, что смогу, чтобы забыть об этом.

– Али, Herzchen, иди сюда и сядь. – Андреас попытался обнять ее за плечи, но она отстранилась.

– Нет, не сейчас. Может, позже. – Ее голос звучал тихо и обреченно; вся смелость, вся решимость, которую она собрала для разговора с Андреасом, покинула ее. – Мне нужно побыть одной. – Она ласково коснулась пальцами его лица. – Давай постараемся оба забыть об этом, хорошо?

– Думаешь, ты сможешь?

Александра помедлила, положив руку на дверную ручку.

– Я не знаю.

– Как насчет небольшого отпуска на Лазурном берегу? – спросил Андреас у жены в середине августа.

– Там слишком людно, – ответила Александра, накладывая увлажняющий крем и критически разглядывая свое отражение в зеркале. – Толпы народу, а жара почти такая же, как здесь. Манхэттен невыносим, но у нас в квартире хоть кондиционер работает.

– Я не предлагаю ехать сейчас. Может, в сентябре?

– Вот это другой разговор! – улыбнулась она. – У тебя есть на уме какое-нибудь особое место? Особая причина?

– А что, непременно нужны особые причины?

– Нет, конечно. У нас уже давным-давно не было настоящего отпуска.

– Что ж, и впрямь давно пора. Между прочим, была у меня мысль открыть новый ресторан в Каннах или в Ницце.

– Я так и думала, – кивнула Александра. – Ты считаешь, что это удачная мысль?

– Может быть, и нет, но это стоящий предлог, чтобы увезти тебя отсюда. Мы много путешествовали в доброе старое время, до того как… – он отвернулся.

– Это прекрасная мысль! – весело откликнулась она.

Андреас пристально посмотрел на нее, подмечая тонкие морщинки, появившиеся у нее на лбу, и темные круги под глазами.

– Отлично. Пойду закажу для нас места. У тебя усталый вид, Али.

Она вздохнула и вновь повернулась к зеркалу. Говорить о чувствах было бесполезно. В последнее время между ними оставалось слишком много недосказанного. После того страшного июньского вечера Александра сказала себе, что надо жить дальше, радуясь тому, что есть. А было у нее не так уж мало: приходилось признать, что она живет лучше многих. Только вот это затянувшееся молчание постоянно напоминало о неискренности, появившейся в ее отношениях с мужем. Это делалось с добрыми намерениями, ради сохранения мира в семье, но напряжение уже стало сказываться на них обоих.

Импозантный отель «Негреско» на Английской набережной Ниццы встретил чету Алессандро прохладой просторного вестибюля с высокими потолками. Они заняли номер «люкс» ранним вечером, заказали ужин в номер и предпочли лечь спать пораньше.

Следующее утро выдалось сухим и ясным: чистое голубое небо и ласковое солнце, мечта отдыхающих, наслаждающихся бархатным сезоном. Андреас вышел на раннюю прогулку, оставив Александру наслаждаться завтраком в постели. Пока он любовался сверкающими свежей краской яхтами в гавани, стараясь выбросить из головы мысли о работе, она лежала, откинувшись на белоснежные подушки, и перебирала в уме художественные замыслы, вдруг нахлынувшие на нее свободным потоком впервые за много месяцев.

– Это новое начало, – пообещала она себе.

Хватит с нее бесплодных сожалений о том, чему все равно не бывать. Поднос с завтраком унесли, Александра наполнила ванну душистой пеной, вымыла волосы и опять забралась в постель, дожидаясь возвращения мужа.

Два дня прошли безмятежно. На третий вечер, когда они выходили рука об руку из Каминного зала ресторана, мужчина в бледно-голубом костюме окликнул Александру по имени. Это был доктор Манетти.

Покраснев от смущения, Александра представила мужчин друг другу. Манетти энергично пожал руку Андреасу.

– Рад с вами познакомиться.

Александра покрепче подхватила Андреаса под руку, надеясь увести его поскорее.

– Рада была снова вас повидать, доктор Манетти.

– Я тоже. Как вы поживаете?

– Прекрасно, благодарю вас, – через силу улыбнулась она.

Выйдя в холл, Александра послала ему красноречивый взгляд, но Андреас, сам того не подозревая, затянул петлю у нее на шее: пригласил Манетти выпить с ними послеобеденный ликер.

– Откуда вы друг друга знаете? – спросил он, когда они заняли места в гостиной.

Манетти наконец заметил ее смущение.

– Мы познакомились через общего друга, доктора Теодора Салко, – ответил он.

Андреас сделал знак официанту.

– Я подумал, может, моя жена консультировалась с вами. Вы терапевт?

– Я акушер-гинеколог.

– Вряд ли доктор Манетти хочет говорить о своей работе, – торопливо вставила Александра. – Ведь вы здесь в отпуске?

– По правде говоря, я приехал на симпозиум, но нарочно прибыл на пару дней раньше срока, чтобы немного отдохнуть.

Андреас заказал бутылку «Реми Мартен».

– У вас есть дети, доктор?

– Двое. Девочка и мальчик.

– Вы носите с собой их фотографии?

Александра насторожилась. Никогда в жизни, насколько ей было известно, ее муж не интересовался фотографиями чужих детей. На нее накатило скверное предчувствие.