Суть дела - Эмили Гиффин Страница 69

Я делаю попытку вставить слово, защититься, но он продолжает с большей убежденностью.

— Ты хотела еще одного ребенка. Отчаянно. Настолько, что секс превратился в проект. В проект без отдыха и срока. Затем у тебя появился Фрэнки, и ты оказалась на грани срыва. Послеродовый психоз. Несчастная.

— У меня не было послеродового психоза, — замечаю я, все еще чувствуя себя уязвленной его описанием нашего секса, захлестываемая волной угрызений совести, несостоятельности и страха. — Я просто переутомилась.

— Прекрасно. Прекрасно. И я это понимаю. Я понимаю, как трудно это было. Поэтому я и взял на себя кормления ранним утром. Поэтому мы и наняли Кэролайн.

— Знаю. Никто никогда не обвинял тебя, что ты плохой отец.

— Хорошо. Но послушай. Дело в том... что в себе я перемен не ощущаю. Мне кажется, что я остался прежним. Я хирург. Вот кто я.

— Да, вот кто ты. Но это не все, чем ты являешься. Ты мой муж. Отец Руби и Фрэнка.

— Правильно, я помню. Помню. Но почему это означает, что мне нужно жить напряженной светской жизнью? А мои дети должны ходить в необыкновенную частную школу? И мою жену должно заботить мнение других людей о нас?

— Так вот кем ты меня считаешь? — Слезы уже подступают у меня к глазам. — Пустоголовой дурой?

— Тесса. Нет. Я не считаю тебя пустоголовой дурой. Я считаю тебя умной, красивой женщиной, которая...

Когда он дотягивается до моей руки, я начинаю плакать.

— Которая что? — спрашиваю я сквозь слезы.

— Которая... я не знаю... Тесс... Может быть, что-то в нашей жизни изменилось. В этом я с тобой согласен. Просто не думаю, что изменился я.

Я смотрю на него, в голове пусто, от тяжести его слов мне трудно дышать. Я вела к этому признанию, а теперь, получив его, понятия не имею, что с ним делать.

— Возможно, отчасти это моя вина, — через силу выдавливаю я, слишком боясь спросить о том сообщении или о чем-нибудь еще в связи с Вэлери. — Но я все равно тебя люблю.

Проходит несколько секунд — секунд, которые кажутся часами, прежде чем Ник отвечает:

— Я тоже люблю тебя, Тесс.

Я смотрю на него, держась за край стола и за слова Ника, и размышляю, о каком роде любви мы говорим и будет ли ее достаточно.

Она ждет. И ждет. И еще ждет. Она ждет три мучительных дня, такого длинного промежутка времени она не припоминает, ползущего почти так же тягостно долго, как первые дни в больнице. Вэлери не сводит глаз со своего блэкберри, кладет его на ночь рядом с собой на подушку, поставив громкость звонка на максимум. Она раздвигает шторы и ищет взглядом автомобиль Ника всякий раз, когда слышит, как хлопает на улице дверца. А когда ожидание и неизвестность становятся нестерпимыми, Вэлери не удерживается и шлет ему вот такой простой текст: «Надеюсь, у тебя все хорошо?» Вопросительный знак она ставит только ради того, чтобы получить ответ, но от Ника по-прежнему нет вестей. Ни единого слова.

Поначалу она истолковывает это молчание в его пользу, считая это вероятным вариантом развития событий и выдумывая для него всевозможные оправдания. Что-то срочное на работе или дома. Кто-то пострадал. Он пострадал. И уж самый фантастический сценарий из всех — он признался жене, что полюбил другую женщину, и расторгает брак, подает на развод, желая полностью порвать с прошлым, прежде чем они продолжат свои отношения на честной основе.

Вэлери понимает, что глупо об этом даже думать (тем более мечтать или молиться в особенно отчаянный момент), когда ей прекрасно известен куда более вероятный сценарий. Он пожалел о том, что они сделали, и рассказал жене. Или еще хуже: он вообще этого не подразумевал.

Эмоции возвращают ее назад, к тому времени, которое она привыкла называть годами своей глупости, прежде чем научилась защищаться, воздвигая стену недоверия, цинизма и безразличия. Нанесенные Лайоном раны, как ей казалось, давным-давно зажившие, внезапно открываются и кровоточат. Она снова ненавидит его, потому что это легче, чем испытывать то же самое к Нику. Но себя она презирает больше всего — за случившееся.

— Что во мне не так? — потеряв самообладание, спрашивает она и в промозглый вторник с работы звонит брату. Она признается в их с Ником поступке и сетует, что с тех пор не видела его, даже не слышала его голоса после обязательного звонка на следующее утро, три дня назад.

— С тобой все в порядке, — отвечает брат то ли полусонным, то ли с сильного похмелья голосом, но вероятны и обе причины.

— Что-то во мне не так, — настаивает Вэлери, глядя в окно на другой офис через дорогу, где рядом с кулером стоят двое мужчин и смеются. — Он один раз переспал со мной, а потом перестал общаться.

— Нельзя сказать, что он перестал общаться. Просто он не... довел дело до конца...

— Это одно и то же. И ты это знаешь.

Молчание Джейсона пробуждает новую хрупкую надежду.

— Так что же случилось, по-твоему? Я недостаточно красива? — восклицает она, понимая, что это слова страдающего, разочарованного подростка. Вэлери отчаянно не хочется оказаться в той категории женщин, для которых мерилом самоуважения является наличие мужчины, на которого они возлагают свои надежды. И однако же именно к этому она стремится, продолжает упорствовать, задавая эти вопросы.

— Шутишь, что ли? Ты чертовски красива, — подбадривает ее Джейсон. — У тебя лицо. Тело. Весь комплект.

— Так в чем тогда дело? Думаешь, в сексе? Может, я ни на что не гожусь в постели? — спрашивает она, а сама вспоминает наслаждение на лице Ника, когда он входил в нее. Как он гладил ее потом по волосам. Целовал веки. Ласкал живот и бедра. Уснул, обнимая и прижимая к себе.

Прищелкнув языком, Джейсон продолжает:

— Дело обычно не в сексе, Вэл.

— Так в чем же? Я скучная? Слишком пессимистично смотрю на жизнь?.. Слишком большой багаж?

— Все не то. Дело не в тебе, Вэл. Дело в нем... Большинство парней сволочи. Что геи, что натуралы. Хэнк — бриллиант в куче мусора, — говорит Джейсон полным радости голосом, как всегда при упоминании о своем друге. Таким же был и ее голос всего несколько дней назад. — Но Ник... Ничего особенного.

— Он удивительно вел себя с Чарли, — не сдается Вэлери, и в голове у нее мелькают стоп-кадры. — У них установилось взаимопонимание. Связь. Это нельзя подделать.

— То, что он великолепный хирург, привязавшийся к лучшему в мире ребенку, еще не делает его подходящим для тебя. Но я могу понять, почему ты путаешь эти две вещи. Любой на твоем месте перепутал бы. Но этого его поступок выглядит еще хуже. Он как бы... воспользовался своим положением.

Вэлери вздыхает в знак согласия, хотя не может полностью поверить, что Ник столь ловкий и отвратительный манипулятор. Было бы легче, если бы ей удалось в это поверить. Тогда и с братом стало бы проще согласиться, согласиться, что отвергнута из-за недостатков Ника, а не своих собственных.