Дочь Великой Степи - Витольд Недозор Страница 7

В камышовой крыше хатенки старой Аргимасы девушка обнаружила стрелу, не выдернутую в горячке находниками Сайтаферна, и присовокупила к имевшимся. Внутри жилища старухи прихватила еще пару сухих пустых тыкв – запас воды в дороге лишним не будет.

В дороге…

Куда она пойдет, Зиндра еще толком не решила, хотя уже догадывалась.

Еще нашла туес с сухими кореньями: на них, как и на тыквы, храбрые багатары не польстились. А в доме Аспаруга Зиндра обнаружила подлинное сокровище – валявшийся на глинобитном полу пустой кожаный бурдюк из-под кумыса без горловинной затычки. Должно быть, мародеры вылакали напиток на месте, а потом отшвырнули бурдюк и тут же о нем забыли.

Затычку она вырезала из подходящей деревяшки: вода в степи – первое дело.

Уже уходя, вдруг увидела сорванный со стены шитый войлочный ковер с пасущимися ланями, запачканный свежей кровью. Старейшина так гордился им: мол, пусть старый и вытертый, все равно такие только у ксаев в их беловойлочных юртах есть! А теперь даже и могилы у Аспаруга нет, чтоб положить его вместе с прочими любимыми при жизни вещами…

Так, обойдя уцелевшие дома, она набрала не очень увесистую торбу разных нужных мелочей, всякий раз прося прощения у хозяев. Здесь – медную иглу с мотком нити из конского волоса, там – пару сушеных рыбешек, сбереженных кем-то к ужину; заветренный, как камень, кусок копченой баранины и пару луковиц, репку и мешочек проса… В доме тетки Мирты – да будет ей в Йерее благо! – уцелел маленький изящный горшочек из красной глины. В нем делали терновый взвар, а Зиндре пригодится для похлебки: горячая еда придает сил в дороге.

С этой горькой добычей, наследством соседей да родичей, девушка вернулась в дом. Как бы то ни было, эту последнюю ночь она проведет под родным кровом.

Живот уже подводило, но хуже голода мучило осознание случившейся беды. А еще не оставляли воспоминания.

* * *

Это произошло всего через несколько дней после того, как Яр в первый и последний раз заключил ее в объятия…

Когда они вернулись из рыбачьего становища в Конскую Гриву, она была пуста и непривычно тиха. На единственной длинной улице, вытянувшейся вдоль реки, не было никакой суеты. Зато из каждого дома доносились пьяные возгласы, перемежающиеся женским визгом… На околице еще горел костер, попыхивая синеватыми углями, а большой медный котел лежал рядом, опрокинутый. Вокруг костра валялись до донышка вылаканные бурдюки кумыса, коровья требуха и обглоданные кости; вокруг них грызлись собаки селения.

Она не сразу поняла, что происходит. У амбаров стояли запряженные волами телеги, и незнакомые мужчины, потрясая плетьми, а то и пуская их в ход, заставляли женщин выгребать все дочиста. Женщины с плачем бросались им в ноги, но чужаки были неумолимы и с какой-то странной, прежде ни от кого не виданной злостью отпихивали несчастных. Зиндре было известно, что в амбарах, расположенных в самой деревне, хранился не весь припас: женщины, зная, что по весне неизбежно будут выскребать все сусеки, бóльшую часть урожая обычно прятали в зерновых ямах, что на дальнем склоне крутого красноглинистого холма за Конской Гривой. Но сейчас там тоже стояли повозки, и кипела такая же злая суета.

– А оттуда почему вывозят? – с ужасом спросила Зиндра у подружки, с заплаканными глазами пробегавшей мимо.

– Ой, нашего старейшину застращали – на кол посадить сулились! – ответила та. – Он и сказал им, куда деваться!

– Но почему? Мы же заплатили дань!

– Война у них какая-то… С меотами [20] какими-то… Потому воля царская вышла!.. И еще что-то орали, я не поняла.

– А как же мы?

– Вот и старый Руй тоже спрашивал, а они смеются: мол, в Дан-Абре рыбы много – прокормитесь…

Зиндра ужаснулась. С их вершами, с их давно не обновляемыми сетями на зиму едва хватало наловленного за все лето, и это еще с прочим припасом. Хорошо, если того, что они добудут за остающиеся месяцы, хватит до середины зимы. А что потом? Смерть всему селению?

– А как же мы?.. – повторила она. Но ей никто не ответил.

Теперь, чтобы просто остаться в живых, придется ловить рыбу и под моросящим из сизых туч дождем, и, пожалуй, под первым снегом… Многие женщины и юнцы слягут, простудившись в ледяной реке, а кто-то наверняка умрет от удушающего жара и лихорадки… Но гораздо больше народу умрет весной, когда кончится пропитание.

А скотина? Всю придется зарезать… И чем тогда жить на будущий год?

Тем временем полюдье закончилось: не так уж много было зерна в амбарах и потайных ямах. Но это было еще не все. Воины поехали по селению, стуча в двери рукоятями плетей и мечей, вытаскивая упиравшихся женщин из их обиталищ, сгоняя на майдан. Предводитель чужаков, судя по всему, намеревался произнести речь.

На площади собралась вся деревня. Община бурлила. Гомон шел отовсюду, люди спорили, кричали, плакали. Посреди селища, на площадке для собраний, красовалась груда добра: полутуши копченого мяса, сушеная и соленая рыба, вьюки с зерном и пара тюков войлока…

Пришельцы обступили толпу женщин со всех сторон, то отпуская блудливые шутки, то чуть ли не наезжая конями. Порой вытягивали кого-нибудь плетью по спине – не злобно, в четверть силы.

А вот и вожак, громадный аорс с изуродованным глубоким шрамом лицом, – словно кто-то разбил ему башку и криво склеил, как треснувший горшок. Зиндра про себя сразу же прозвала его «шрамоносцем».

Конь его был украшен богатой сбруей. На роскошной пекторали-нагруднике изображено нападение барса на зубра. Глаза барса – небольшие золотые кружки, такие же – на лапах. Конская голова была прикрыта кованым налобником, а венчающие его рога, целиком выкроенные из плотной кожи, делали скакуна похожим на чудище из сказок. Отростки рогов оканчивались кисточками конского волоса, окрашенными в багряный цвет… Любил воин своего коня и не жалел на его украшение ничего. Настоящий багатар!

А если у кого и возникло бы сомнение, то при взгляде на его шлем исчезло бы вмиг. Потому что купол этого шлема покрывала лицевая половина человеческого черепа без нижней челюсти.

Уж какого врага почтил таким образом страшный аорс – одни боги знают!

– Внимание и повиновение! – Стоявший рядом с ним бородатый сармат взмахнул плетью в воздухе. – Благородный Сайтаферн будет говорить!

Гул голосов быстро смолк. Только тогда шрамоносец начал речь:

– Давно уже живете вы все в мире… Не помня прошлых обид, цари земли аорсов взяли не чужой им народ сколотов под свою руку. Давно нет войн и смут, хотя в былые годы воины вражеских племен и разбойники – и даже чужинцы йованы – врывались в ваши селения, грабили их, жгли, убивали, глумились над женщинами и девами. Так было. Но этого больше нет! Вот уже двадцать лет как на ваши селения не осмеливается напасть ни один враг, ибо вы под рукой великого Гатая.