Анатомия любви - Дана Шварц Страница 7

– А, Бернард! – произнес лорд Алмонт, едва его сын появился на верху лестницы. – Вы двое будете обедать здесь? Я уверен, Сэмюель успеет предупредить кухарку.

– На самом деле, дядюшка, – сказала Хейзел, – я надеялась, что Бернард сопроводит меня на прогулку.

Бернард спрыгнул с последней ступеньки и галантно подставил ей локоть. К тому моменту, как они покинули дом, слуги успели убрать все следы хирургической операции, проведенной здесь считаные минуты назад.

Из книги «Города Шотландии: в помощь путешественнику» (1802) Дж. Б. Пикрока:

Эдинбург называют «Афинами Севера» за достижения в философии, но теперь это еще и дань его архитектуре: белому камню, прямым широким улицам, многочисленным колоннам. Новый город начали строить на равнине в тени Эдинбургского замка в 1760-х, полагаю (когда зловоние и теснота в зданиях по Хай-стрит на холме стали невыносимы для любого человека достойного происхождения и воспитания), но только с 1810 стали появляться поистине впечатляющие здания в стиле классического романтизма. И теперь, смею утверждать, Эдинбург может похвастаться более красивыми образцами романтизма, чем любая другая столица Европы.

– Нет.

– Пожалуйста.

– Ни в коем случае.

– Но меня не пустят без тебя. Никаких шансов. А вот в паре с виконтом Алмонтом меня выгнать не посмеют.

– С будущим виконтом Алмонтом. Мой отец все еще жив, благодарю за беспокойство.

– Ну, ты ведь и сейчас кто-то, так? Наверняка ты, по крайней мере, баронет. А это что-то да значит, будущий виконт Алмонт.

– Хейзел, – одернул ее Бернард.

– Тебе не обязательно смотреть. Можешь вообще просидеть все время с закрытыми глазами.

– Но я ведь все равно буду это слышать.

Хейзел помахала зажатой в руке листовкой.

– Да брось, Бернард. Разве я раньше просила тебя сделать для меня хоть что-нибудь? Если я не попаду туда, то не смогу думать ни о чем другом всю оставшуюся жизнь. Буду припоминать это на званых ужинах, когда мы оба станем седыми и старыми, и ты пожалеешь, что не пошел тогда, хотя бы ради того, чтобы закрыть мне рот.

Бернард шагал дальше.

– Нет.

На нем был новый цилиндр цвета голубиного крыла, и пусть даже он сейчас отвернулся от Хейзел, та видела, что он старается показать его под удачным углом, так, чтобы свет должным образом падал на поля и подчеркивал его резко очерченный подбородок. Пиджак на нем тоже был серым, а еще он надел канареечно-желтый шелковый жилет.

Несмотря на то что в начале дня царила приятная осенняя прохлада, за время их прогулки она успела смениться удушающей жарой. Хейзел почувствовала, как по спине, под слоями ткани, ползет капля пота.

– Ты беспокоишься, что моя матушка будет сердиться на тебя за это?..

Бернард, повернувшись, перебил ее:

– Да. Признаться честно, да. Я беспокоюсь, что твоя мать будет сердиться на меня, но более того, Хейзел, я беспокоюсь, что она рассердится на тебя. Имеешь ли ты хоть малейшее представление о том, в какие неприятности попадешь, стоит твоей матери – или отцу, если уж на то пошло, – узнать, что ты побывала на лекции по анатомии? На публичной лекции по анатомии! Кто только не приходит в подобные места! Пьяницы… насильники! И… и… театральные актеры!

Хейзел закатила глаза, подтягивая перчатки цвета слоновой кости. Их купил ей отец еще до того, как отбыл на Святую Елену.

– Студенты, Бернард. Вот кто ходит в подобные места. В любом случае я все продумала: скажу матери, что иду с тобой на пикник в Сады Принцесс-стрит и что меня не стоит ждать до вечера. Мы можем пешком прогуляться с холма и добраться до тебя уже к чаю.

Мимо проехал роскошный экипаж, и Бернард замешкался с ответом, вежливым, полным достоинства кивком приветствуя джентльмена, едущего в нем. Затем снова повернулся к Хейзел, уже не скрывая раздражения.

– Изучать медицину – одно дело. Это даже полезно. Мой друг из Итона, Джон Лоуренс, сейчас учится в Париже и вскоре станет неплохим терапевтом, а затем удачно женится и будет дорогим гостем на всех наших званых вечерах. Если тебе хочется верить в то, что ты сможешь стать врачом – или медицинской сестрой – полагаю, это еще допустимо. Но хирургия, Хейзел, хирургия – для людей без средств. Без статуса. Они же просто мясники, в самом-то деле!

Он успел пройти несколько шагов, прежде чем понял, что Хейзел не идет рядом с ним.

– Хейзел?

– Что ты имел в виду под этим «хочется верить»?

– Что я?..

– Ты сказал «хочется верить в то, что» я «смогу стать врачом».

– Я лишь хотел сказать… Хейзел. То есть. Ты же в самом деле не рассчитывала… – Он помолчал, а потом заговорил снова: – Твои умения обрабатывать царапины и сбивать жар будут весьма кстати, когда мы поженимся!

– Ты же всегда знал, что я хочу быть хирургом, – выдохнула Хейзел. – Мы сотни раз это обсуждали. И ты всегда меня поддерживал.

– Ну да, – согласился Бернард, уставившись на носки своих ботинок. – Когда мы были детьми.

Внезапно Хейзел ощутила привкус меди во рту. Язык словно распух. Они находились всего в квартале от Алмонт-хаус, отсюда уже видны были его белые колонны, сверкающие в лучах послеполуденного солнца.

– Послушай, – сказал Бернард, демонстрируя готовность идти дальше. – Давай вернемся в особняк. Выпьем чаю.

Пальцы Хейзел, сжимавшие листовку, ослабли, и Бернард воспользовался этим, чтобы выхватить ее. После этого он разорвал бумагу пополам и еще раз, и еще, пока от нее не остались мелкие кусочки. Они улетели в грязь сточной канавы и на глазах у Хейзел погрузились в нее один за другим

– Ну, будет. Забудем об этой чепухе. В Ле Гранд Леон дают новое представление, нужно будет нам с тобой как-нибудь сходить. И взять с собой твою матушку. Звучит чудесно, не правда ли?

Хейзел едва заметно кивнула.

– Знаешь, если ты не против, я бы еще немного прогулялась. Просто вдоль по улице. А потом экипаж отвезет меня домой к ужину.

Бернард нервно обернулся.

– Без компаньонки? Не думаю…

– Всего пару минут. Мы в квартале от твоего дома. Смотри, вот он. Я все время буду в пределах видимости.

– Ну, если ты уверена, – с сомнением протянул Бернард.

– Я настаиваю.

– Что ж, хорошо.

Все оказалось так легко. Бернард удовлетворенно кивнул, лицо его снова приобрело благодушное выражение. Он был сыном виконта, и все в мире шло своим чередом. До дома оставались считаные шаги, а там его ждал привычный ростбиф на ужин.