По ту сторону лета - Одри Дивон Страница 7

Своими страхами я делилась только с моим несчастным отцом, который тщился скрыть от людей, что его угораздило жениться на психопатке. Дело усугублялось тем, что он продолжал ее любить. Порождение эпохи между двумя мировыми войнами, Елена Великая была маргиналом в полном смысле этого слова. В ту пору не существовало промежуточной стадии между нормой и безумием, следовало принадлежать либо к одному лагерю, либо к другому. Она сделала сознательный выбор. Например, иногда она без предупреждения исчезала, оставляя бедолагу мужа мучиться неизвестностью. Ни письма, ни бурных сцен — ничего. По утрам он в одиночестве жевал свой тост с маслом, мертвым взором уставившись в одному ему видимую точку на горизонте. Мне тогда даже не приходило в голову задуматься, чем она занимается во время своих отлучек — меня без остатка поглощала пустота, зиявшая в гостиной, из которой успевал выветриться удушливый аромат ее крепких духов. Я целыми днями торчала в передней, прижавшись ухом к входной двери, и вздрагивала, если мне чудилось, что на лестничной площадке раздается ее хриплый голос. Отец с каждым разом как будто уменьшался в размерах, словно съеживался. Он все быстрее терял способность исполнять роль главы семьи, превращаясь в брошенного любовника, одержимого мыслями о женщине, тоска по которой грызла ему сердце.

Потом, когда мы уже почти дозревали до того, чтобы официально объявить ее пропавшей, она вдруг снова объявлялась. Мы не смели задать ей ни единого вопроса. Она одаривала меня улыбкой, иногда даже снисходя до поцелуя в щечку, и я с благоговением принимала отпечаток ее кричаще-яркой губной помады. Она не просила у нас прощения — не видела в том необходимости. Мне хотелось рассказать, как я без нее скучала, как ужасно скучала, хотелось броситься ей на шею и вдохнуть ее запах. Разумеется, ничего такого я не делала. Очень рано и совершенно самостоятельно я освоила единственный способ, позволявший не утратить окончательно безмолвную любовь матери. Любовь без доказательств и проявлений. Любовь, в которую следовало верить с закрытыми глазами.

Когда пришла пора подыскивать мужа, я выбрала того, кто обещал мне самую спокойную жизнь. Простых ежедневных проявлений любви мне было вполне достаточно. Мои ровесницы мечтали о безумных страстях, я же хотела любви, похожей на швейцарское озеро, — без волн и сюрпризов. И лучшего, чем Жорж, кандидата на эту роль не существовало. Он был далеко не самый красивый из всех крутившихся вокруг меня мужчин и уж точно — не самый веселый. Но мне казалось, что эти недостатки послужат гарантией его вечной ко мне привязанности. Разумеется, никто не одобрил моего решения, особенно Елена Великая, взявшая за правило за десертом пытать его: «Эжени неважно выглядит. Вы не знаете, почему она такая грустная?» И пронзала его злобным взглядом, исключавшим всякую двусмысленность. Между тем, Жорж был богат, и по моему разумению одно это могло спасти его в ее глазах. Но моя мать вбила себе в голову, что я должна пережить сумасшедший роман, какого не выпало на долю ей. Она считала, что у меня в руках мощное оружие — принадлежность к моему поколению. После 1968 года все словно с цепи сорвались: принципы, условности полетели вверх тормашками. Чего же я-то жду? Она давала мне советы: не теряйся, изменяй ему, — и даже указывала на других мужчин, шепча: смотри, какой красавчик, представь, каков он под одеждой! Прекрати, мама, прошу тебя. Когда ты говоришь подобные вещи, я вижу тебя голой в окружении мужчин. Я стала праведницей из чувства противоречия. Борьба с желаниями матери отнимала у меня столько сил, что на свои собственные их уже не оставалось.

Он сидел на широком велюровом диване фиалкового цвета, и все в нем — потертые джинсы, майка с надписью «Love Myself», трехдневная щетина, небрежная поза, само его присутствие — резко контрастировало с обстановкой моего дома. Чуть рассеянный, непринужденный, он олицетворял собой двадцать первый век — простой и достоверный образец того, что общество отныне производит в качестве человеческих существ. Я плохо знала современность, не говорила на его языке, не слушала его музыку, не понимала его чувства юмора. Сидя с другой стороны низкого столика, я не могла отделаться от впечатления, что принадлежу истории. Ну и что ты ему расскажешь? Арно скрестил на груди руки и постукивал носком ноги по персидскому ковру. Я тянула время, осторожно доливая в чайник кипяток. На фоне повисшей тишины малейший шорох оглушал своим грохотом. В любую секунду он мог передумать и уйти, хлопнув дверью. Между нами еще ничего не было решено. Ну же, Эжени, шевелись! Завяжи с ним разговор, быстро. Он уже упрекает себя за то, что польстился на деньги. Чувствует себя грязной шлюхой. По морщинке, перерезавшей его лоб, я без труда могла догадаться, какую жестокую борьбу с собственной совестью он сейчас ведет. Он не смотрел на меня, хотя я сидела прямо напротив и потягивала зеленый чай, не сводя с него глаз. Мне хотелось найти нужные слова, но я оказалась не готова к тому, что он согласится. Тем более так быстро. Он поднялся, подошел к окну и бросил взгляд на манившую его улицу. Сейчас уйдет, поняла я.

— Не уходи! — вырвалось у меня.

— Тогда объясните, чего конкретно вы от меня хотите.

— Я хочу, чтобы ты проводил ночи со мной. Все без исключения. Днем можешь делать все что заблагорассудится. Но по вечерам ты должен приходить ко мне. Составить мне компанию.

— Составить вам компанию? Вы это серьезно?

На этот раз он уставился прямо на меня, и в его глазах промелькнуло нечто такое, что мне совсем не понравилось.

— Я каждый месяц буду давать тебе немного денег на жизнь. В конце года, по истечении нашего договора, я подпишу чек, и ты его обналичишь. Если уйдешь до сентября, не получишь ничего.

— А бабки у вас правда есть?

— Я что, похожа на мошенницу?

Моя искренность была настолько очевидной, что у него растаяли последние сомнения.

— Значит, тусоваться я буду здесь?

Он обошел гостиную, рассмотрел развешанные по стенам картины. Взвесил на руке бронзовую статуэтку и отправился исследовать остальную часть квартиры. Ты тащишься за ним по пятам. Уже ведешь себя как домашняя болонка. Не позволяй ему так скоро стать твоим хозяином. Не вынимая рук из карманов, он передвигался той самой легкой танцевальной походкой, что пленила меня в нем с первой секунды. Мелькнула мимолетная мысль: а может, я затеяла все это безумие только ради того, чтобы любоваться тем, как он ходит? Порой очарование таится в самых неожиданных деталях… Первым делом он заглянул в бывший кабинет Жоржа. Здесь по-прежнему стояли громоздкий книжный шкаф, столик розового дерева и совершенно бесполезный полудиван в стиле Наполеона III, пестрая обивка которого все еще хранила слабый запах сигарного пепла. Арно снял с книжной полки том — я бы сказала «наугад», если бы давным-давно не разучилась доверять случайности. Люди склонны придавать слишком большое значение случайности, преувеличивая ее роль, тогда как на самом деле она вмешивается в наши дела гораздо реже, чем мы привыкли думать. Книга называлась «О злоключении появления на свет» [1]. Можно ли случайно выбрать книгу с таким безрадостным названием? Меньше всего я ожидала, что он примется читать текст на задней обложке, но именно это он и стал делать. Для чего? Чтобы произвести на меня впечатление? Показать, что он не какой-нибудь пустоголовый кретин? В то же время всем своим видом он демонстрировал, что ему глубоко наплевать на то, что я могу о нем подумать. Но я-то знаю: способность пробуждать в других желание имеет тенденцию быстро превращаться в наркотик, без которого уже трудно обойтись.