Фамильный оберег. Закат цвета фламинго - Ирина Мельникова Страница 7

Но тяжелее всего молодым, диковатым еще подопечным давалась наука владения мечом. Чайсо заставлял их часами рубить на полном скаку шесты, бегать и прыгать в доспехах, учил быстро выстраиваться в конную лаву, а в обороне – щитом к щиту стоять неодолимой стеной и ощетиниваться копьями; показывал, как выбить меч из рук противника, как одному биться с двумя и тремя врагами разом. Он прохаживался от группы к группе, поправлял, наставлял, советовал. Вот взял у новичка меч.

– Делай, как я. Удар наноси не одной рукой, а с выпадом, чтоб сила в нем была, – говорил он и показывал, как вложить в удар вес своего тела. – Бей с потяжкой, всем плечом бей, тогда ни один враг перед тобой не устоит.

Держать подолгу меч в вытянутой руке оказалось труднее всего. Чуть ли не до обморока доводил Чайсо юношей, заставляя их стоять неподвижно в тесных, пока с чужого плеча куяка [6]и шлемах под солнцем или проливным дождем. Изнемогавшие от тяжести мечей руки деревенели и клонились к земле. Прохаживаясь перед строем, Чайсо кого-то подправлял, кого-то поругивал, кого-то хвалил, но в меру.

– Чтобы меч держать, сила нужна, а сила без пота не придет, – наставительно говорил он. – Ну, ну, выше руку, не палку держишь – оружие.

Теркен-бег иногда наблюдал за занятиями. Юные бойцы, стоя друг против друга, учились отражать щитом удар меча и быстро наносить ответный. Упражнение опасное – мечи настоящие, зазеваешься – пеняй на себя.

– Шаг вперед! Прикройся! Бей! – покрикивал Чайсо. – Еще раз! Шевелись: сейчас вы воины, а не пастухи! – И, заметив брата, бросал ему меч: – Давай, покажи, как надо!

И они сходились в схватке. К радости Айдыны отец всегда выходил победителем. С красным потным лицом он поднимал, потрясая, меч, а его будущие дружинники весело вопили:

– Ий-я-я-я!

Радовались короткой передышке.

Айдына тоже кричала:

– Ий-я-я-я! – но шепотом. И отползала глубже в кусты, боясь, что отец ее заметит.

Но Теркен-бег не часто мог позволить себе такие забавы, поэтому девочке не стоило опасаться, что кто-то обнаружит ее в кустах. И она продолжала с прежним восторгом и завистью наблюдать за обучением юношей.

Айдына подпрыгивала от досады, если стрела Киркея вдруг проходила мимо цели. Била кулаком по дереву, если он не мог сладить с мечом. Но с каждым днем поводов злиться становилось все меньше и меньше.

Киркей был примерным учеником: ловким, быстрым, изворотливым, а если не хватало сил и умения, побеждал в поединках за счет смекалки или хитрости.

Девочка видела, что во многом не уступила бы своему приятелю, а в чем-то и превзошла бы его. Но если кыштым мог стать эром – простым лучником, то женщину и близко не подпустили бы к дружине Теркен-бега. Лишь втайне от всех она мечтала и жаждала не меньше, чем Киркей, с честью пройти обряд посвящения в воины, вдеть в ухо серьгу матыра и сделать на шее татуировку волка, застывшего в прыжке.

Весной, когда сошел снег и тощая молодая трава едва показалась из земли, Киркей учил ее биться на саблях, затем уходить от стрел противника. А это оказалось не менее трудным, чем катать камни ногами в гору. Киркей обстреливал ее тупыми стрелами, а Айдына скакала, как кабарга, стараясь от них уклониться. Пока не наловчилась, ходила в синяках. Правда, Киркею от нее доставалось не меньше. Но оба шумно радовались удачам друг друга, и это сглаживало боль и усталость.

Конечно, и драки, и стрельба из лука, и метание ножа в цель, и умение владеть копьем – не самые полезные занятия для девушки, но Айдына увлеклась ими настолько, что забывала помогать тетке по хозяйству, а частенько и увиливала от своих обязанностей. Отчего Ончас злилась все больше и больше. Она не подозревала, что, взяв в руки первую стрелу, Айдына произнесла древнее заклинание мужчин:

– Моя живая стрела, выпущенная из моей руки, которая никогда не держала иголки! Лети без задержки, порази врагов с черными помыслами! Моя живая стрела, выпущенная из моей руки, которая никогда не держала наперсток! Достигни цели, не изменяя полета!

И чтобы не потерять удачу, должна была забыть и об иголке, и о наперстке, и о лопатке, которой женщины перемешивали талка [7]в казане.

Вместо того чтобы выкапывать корни кандыка и дикого пиона, солить на зиму черемшу и папоротник, Айдына теперь охотилась на уток, на лесную и степную дичь. А чтобы Ончас не догадалась о ее пристрастиях, выжидала, когда старуха куда-нибудь отлучится, и подбрасывала добычу в юрту. Ончас приходила в неописуемый восторг и принималась исступленно благодарить хранителя дома Тура Ээзи, который преподнес ей столь щедрый подарок.

В Месяц Сбора Кандык [8]когда солнце начинало припекать по-летнему, Ончас, как обычно, просушивала на солнце овчинные и лисьи шубы, кошмы, ковры и начищала песком медную посуду. Айдына сбежала от этих скучных занятий с Киркеем в тайгу и принесла оттуда выпавшего из гнезда скворчонка. Птенец быстро рос, а еще быстрее научился передразнивать тетушку и кричать сварливым голосом: «Пар-р-ршивая девчонка!» и «Ар-р-раки налей, ар-р-раки!». Тогда Ончас тайком подкинула его в юрту дальнего родича Магная – на радость многочисленной детворе.

Поджав губы, Ончас сообщила племяннице, что скворчонка унесла ласка. Айдына погоревала немного, но на следующий день уже забыла о птице, предвкушая новые удовольствия с верными приятелями.

Это Киркей рассказал ей, как здорово летом на горных пастбищах. А он умел рассказывать так, что Айдына будто наяву чувствовала запахи трав и цветов, разогретой смолы и тлеющего арчина. Дымом его окуривали животных, чтобы уберечь их от злых духов.

Она с упоением слушала Киркея, потому что ни разу не бывала в горах. И в этом году она дала зарок, что непременно достигнет своей цели и отправится на пастбища еще до того, как их улус отпразднует Улуг Кюн Пазы – Праздник Летнего Солнцестояния. Конечно, ей не позволят остаться с табунщиками на все лето. Но с восхода молодой луны до ухода старой она, пожалуй, смогла бы продержаться. И с лошадьми бы управлялась не хуже Киркея. Недаром он научил ее многому из того, что должен уметь и знать опытный табунщик. Айдыне просто не приходило в голову, что Киркей и сам еще не все знал и умел, хотя его обучением и воспитанием занимался старый Салагай, а он знал толк в обращении с лошадьми.

Дело оставалось за малым: добиться согласия отца. Теркен-бег очень любил единственную дочь, но держал ее в строгости, и она побаивалась подойти к нему и заявить о своем желании отправиться на отгонные пастбища. Нужно было что-то придумать, выбрать время, когда Ончас уберется из юрты поболтать с соседками, и тогда Айдына сможет поговорить с отцом с глазу на глаз.

Одно ее беспокоило: в последнее время Теркен-бег совсем перестал замечать свою дочь. Выглядел он угрюмым, говорил мало и частенько проводил время в одиночестве, о чем-то размышляя, отчего Айдына подумала, уж не заболел ли он?