Сильнее смерти - Лора Бекитт Страница 7

– Да, – как можно тверже произнес юноша, бросив взгляд на мать, которая словно вросла в циновку. – Я знаю, что Отомо-сан воспитала меня, как родного, после того как вся наша семья погибла во время пожара. А меня спас господин Нагасава. Монах кивнул без малейших признаков удивления.

– Хорошая сказка. И тебе, конечно, известно, что у тебя было шесть братьев и восемь сестер, все старше тебя, хотя многие – тоже еще дети? Да, они сгорели, но уже с перерезанным горлом, как и твоя настоящая мать! И не на пожаре, а в пламени погребального костра!

Акира молчал, ошеломленный, не зная, как истолковать услышанное.

– Я служил у Ясуми-сан и могу рассказать кое-что иное о том, как именно погиб твой отец, а ты был спасен. Подробностей не знаю, многое случилось в мое отсутствие, но важна суть…

Странник говорил, не глядя на юношу и, казалось, мало интересуясь, слушают ли его:

– …Они были неразлучны, Нагасава и Ясуми, и в детстве, и потом, – произнес он в заключение. – Конечно, Ясуми завидовал богатству и власти Нагасавы, управляющий – не даймё. Зато в нем было что-то особенное, в его глазах всегда горел огонь, люди шли за ним, и он имел нескольких жен-красавиц и кучу здоровых детей. Наверное, ты станешь задавать себе вопрос: кто был прав? Не стоит. Лучше отвечу я. Конечно, как преданный слуга, я должен был идти за Ясуми-сан и пошел, не задумываясь. Но сейчас я монах и могу ответить по-другому: это было предательство. Твой отец решил, что сила – это сила. Вне законов человеческого сердца, вне долга. Главное – победить.

Акире хотелось упасть лицом вниз и лежать так, совсем неподвижно, день, год, вечность. Или, напротив, бежать без отдыха, на пределе сил, пока не остановится сердце.

Как сын своего отца, он должен был мстить, независимо от правоты Нагасавы. Как истинный самурай – покориться воле господина. Он продолжал любить Нагасаву и преклоняться перед ним. Это и повлияло на его решение:

– Я все понял. Я пойду к господину и скажу, что знаю правду, и попрошу позволения совершить сэппуку. [8]

Отомо-сан тихо ахнула. А монах проговорил совершенно серьезно и спокойно:

– Ты к этому готов?

– Да. Вы упустили свое время, а я не упущу.

– Ты уверен, что оно пришло? И что ты готов? Тебе плохо в этом молодом и красивом теле? Сейчас, возможно, да. Но «сейчас» – это еще не вся жизнь. Ты в самом деле желаешь умереть? Нет, ты хочешь жить, воевать, совершать подвиги, любить женщин… Сосуд твоей жизни не заполнен и наполовину, во всяком случае, тем, чем нужно. Прожитая тобою жизнь ничего не стоит, непрожитая – тоже. Вечности она не нужна. Часто ли ты слушал свое сердце? Ложись спать. Кто знает, возможно, завтра ты посмотришь на мир глазами истины.

В любом случае сейчас было поздно идти в замок. Отомо-сан с облегчением разложила постели. Акира молча лег и долго лежал без сна. Завтра последний день его жизни. Он принял решение и ни за что его не изменит.

Проснувшись утром, он бросил взгляд на постель монаха. Сёкэя не было. На мгновение сердце пронзила радость – может, его не было вообще?!

Молодой человек вышел во двор. Мир был обласкан светом, неярким, утренним, нежным. Навстречу шла Отомо-сан с миской в руках. В ней лежали вишни, гладкие, насыщенные цветом, будто живые.

Она протянула ему миску. Акира отстранил ее руку.

– Где Сёкэй?

– Ушел. Я проснулась, его уже нет. – И прибавила: – Я сейчас приготовлю рис и чай.

– Я не буду есть.

– Сёкэй ушел, – сказала Отомо-сан. – Никто ничего не знает, кроме нас с тобой. Живи как прежде. Молчи.

Акира чуть не задохнулся от возмущения. «Как прежде!» Что она, совсем ничего не понимает?!

– Я должен признаться господину Нагасаве. Я не могу ему лгать.

– Он обманывал тебя много лет.

– Ты тоже, – сурово произнес он.

– Я любила тебя, – сказала Отомо-сан, – с тех самых пор, как тебя принесли ко мне, совсем маленького, беспомощного, я тебя любила.

– Я знаю.

– Не оставляй меня одну, – нерешительно попросила она.

– О тебе позаботятся.

– Мне нужен ты. – И прибавила с безумной надеждой: – Возможно, господин тебе откажет!

– Тогда это будет позор. Ты же самурайская женщина, ты должна знать!

– Я просто женщина, – сказала она и заплакала. Но все же она была самурайкой, потому ничего не прибавила и молча смотрела, как он собирается. Потом так же безмолвно проводила его до ворот.

Акира сказал, что имеет к господину Нагасаве срочное дело, и ему позволили войти в ворота замка. Он быстро шел, задумчивый, до предела погруженный в себя, и сам не заметил, как ноги занесли его совсем не туда, куда надо.

Благороднейшее, внушительное сооружение – замок, многоярусный, будто касающийся облаков. Кажется, что он сделан не из дерева, а из камня! И совсем рядом с ним – совершенно дикий уголок, где все произрастает само по себе. Некоторое время Акира неподвижно стоял и дышал теплым воздухом трав. Тусклым серебром отливали ветки невысокого кустарника, назойливо жужжали какие-то насекомые. Маленький пруд был покрыт липкой зеленой ряской, свет, проникающий в темную воду, казался зловещим и мертвым.

Неужели именно здесь он разговаривал с Кэйко? Не почудилось ли ему это? Кто может ответить на вопрос, где грань, за которой заканчивается реальность и начинается то, что только кажется ею?

Стоило ему подумать так, как на дорожке зашуршали шаги, вновь мелькнуло что-то яркое, и через секунду Акира увидел… Кэйко. Он застыл, ничего не понимая. Теперь ему чудилось, будто все наоборот: он никуда отсюда не уходил, ему привиделся Сёкэй и все остальное и они с Кэйко продолжают разговор. Странно, только что этот уголок, да и весь мир казался пустым, а сейчас в один миг возникло ощущение тихой радости, легкого возбуждения и согласия с самим собой.

Похоже, девушка тоже была рада, во всяком случае, увидев его, она улыбнулась и воскликнула:

– Отомо-сан! Вы?! Вы что, поджидаете меня? Акира мигом опомнился. Что она себе позволяет?!

– Нет, – невольно сделав шаг назад, холодно произнес он, – я пришел к господину Нагасаве по важному делу.

Кэйко смотрела с любопытством.

– Но он в отъезде.

– Откуда вы знаете?

– Знаю!

Ее блестящие глаза в свете падающего на лицо солнца были почти такого же цвета, как темные влажные стебли водяных лилий, а губы – словно те спелые вишни, что протянула ему сегодня Отомо-сан. Кимоно – другое, не то, что он видел на ней в первый раз, лиловое, в синих журавлях, подпоясанное ярко-желтым поясом. Высокий лоб, тени от длинных ресниц на щеках…