Испытание любовью - Мелани Милберн Страница 7

Она плотнее сжала губы:

– Я стараюсь не считать свои дни рождения.

– Вы довольно молоды, чтобы об этом беспокоиться, – сказал Рауль.

Лили опустила глаза:

– Мой отец умер в мой день рождения, когда мне было семь лет. Поэтому я не считаю этот день праздником.

Рауль вспомнил трагедию, произошедшую с его родителями незадолго до его собственного дня рождения. Рафу тогда было десять, ему – восемь, почти девять, а Реми – только семь. Похороны родителей Рауля пришлись на его день рождения. Это был самый ужасный подарок, который только можно себе представить – следовать за гробами в собор, чувствовать, как над ним нависает всеобщее горе, слышать скорбные мелодии в исполнении хора. С этого дня он возненавидел срезанные цветы и звуки хорала.

– Мне очень жаль, – сказал он. – А ваша мать? Она жива?

– Да, она живет в Норфолке. Я стараюсь находить время, чтобы навещать ее.

– А вы живете в Лондоне?

Лили кивнула:

– В районе Мэйфэйр. Но прежде чем вы успеете восхититься моим почтовым адресом, позвольте сказать, что это очень шумный район, который славится своими вечеринками.

– Вы живете одна?

Она опустила ресницы:

– Да.

В этот момент вошла Доминик, чтобы убрать тарелки и принести следующее блюдо. Она взглянула на тарелку Лили с почти нетронутым супом и нахмурилась:

– Мадемуазель не голодна? Может, принести что-нибудь другое? Вам не понравился суп?

– Нет, что вы. Он был восхитителен, – ответила Лили. – Я просто немного устала в дороге. Видимо, это повлияло на мой аппетит.

– Сегодня в качестве основного блюда прекрасный цыпленок в вине, – сказала Доминик. – Это любимое блюдо месье Рауля. Возможно, оно улучшит ваш аппетит, oui?

– Уверена, что так и будет, – кивнула Лили с улыбкой.

Рауля очаровала улыбка Лили. Она обнажила ее красивые белые зубы и сделала ее глаза живыми и сияющими. Впервые после несчастного случая он почувствовал шевеление в паху. Лили потрясающе красива. Зачем она прилагает столько усилий, чтобы скрыть свои достоинства за этой невзрачной одеждой и суровым выражением лица?

– Надеюсь, я ее не обидела, – сказала Лили, когда Доминик вышла.

– Это не так-то просто, – усмехнулся Рауль. – Иначе она уволилась бы сразу же после моего возвращения сюда. Я был не самым приятным человеком на свете. Как, впрочем, и сейчас.

– Вам необходимо привыкнуть к ситуации, с которой пришлось столкнуться. Вы хотите вернуть вашу прежнюю жизнь, которой могли управлять, но это пока невозможно.

Рауль снова поднял бокал, но не отпил вино. Он сделал это скорее для того, чтобы занять чем-то руки, которые так и норовили дотронуться до Лили. Ее кожа казалась такой нежной, губы – такими мягкими и пухлыми…

– Вы говорите как человек, испытавший нечто подобное на собственном опыте, – сказал он. – В прошлом у вас были травмы?

Она снова закрылась, словно на сцену опустился тяжелый занавес.

– Я здесь не для того, чтобы рассказывать о себе. Я приехала сюда, чтобы помочь вам.

– Против моей воли.

Она вызывающе на него посмотрела:

– Я уеду завтра утром, как вы и просили.

Рауль не хотел, чтобы она уезжала. По крайней мере, сейчас. Кроме того, его брат заплатил огромную сумму за ее услуги. Если он позволит ей собрать вещи и уехать, даже не начав работу, она вернется домой, свободная как птица, с кучей денег на счете. Нет, она останется, и ей будет чертовски тяжело отработать эти деньги.

Он ответил ей не менее вызывающим взглядом:

– А что, если я скажу, что передумал?

– Правда?

– Я готов дать вам испытательный срок, скажем, неделю. А дальше видно будет.

Она посмотрела на него с опаской:

– Вы уверены?

– Когда начнем?

Лили потянулась через стол и отодвинула от него бокал с вином:

– Прямо сейчас.

Рауль стиснул зубы. Для него алкоголь был своего рода поддержкой. Он не собирался позволить ей обращаться с ним как с ребенком, который не умеет вести себя сдержанно.

– Он помогает мне уснуть.

– Напротив, алкоголь способствует нарушению сна. По крайней мере, Доминик сказала, что спите вы неважно.

– Раньше все было нормально.

– Вас мучают кошмары?

– Нет.

Похоже, Лили ему не поверила, но он все равно не расскажет ей об ужасных видениях, которые заставляют его просыпаться каждую ночь. Один и тот же сон – страх утонуть, прежде чем кто-то спасет его, – каждый раз заставлял его тело покрываться холодным потом. Он не допускал даже мысли о погружении в воду, хотя раньше плавал каждый день.

– Я хочу, чтобы вы начали принимать ряд биодобавок. Также мы будем заниматься водной гимнастикой.

Рауль поднял загипсованную руку:

– Вообще-то гипс пропускает воду. О плавании не может быть и речи.

– Я говорю не о плавании как таковом. Скорее о прогулках в воде.

Он презрительно усмехнулся:

Я не могу ходить даже по земле. Что уж говорить о воде. Похоже, вы меня с кем-то спутали. Парень, которого вы ищете, умер две с лишним тысячи лет назад, а при жизни неплохо творил чудеса.

Лили наградила его испепеляющим взглядом:

– Гипс можно обернуть пластиковым пакетом. Благодаря упражнениям в воде вы сможете вновь почувствовать себя устойчиво в вертикальном положении.

Рауль гневно на нее взглянул:

– Я хочу почувствовать свою жизнь! А на все остальное мне плевать.

Лили поджала губы, будто имела дело с непослушным ребенком и понимала, что ей нужно запастись терпением.

– Знаю, сейчас вам очень тяжело…

– Да, черт возьми, мне сейчас очень тяжело, – передразнил Рауль. Я не могу пойти в конюшни, чтобы увидеть своих лошадей. Я не могу даже одеться или побриться без посторонней помощи.

– Когда вам снимут гипс?

– Через две недели.

– Вы увидите, насколько проще вам будет без него. Когда рука достаточно окрепнет, вы сможете ходить, держась за параллельные брусья, а я буду вас поддерживать. Этим мы занимались с моей предыдущей клиенткой. Через двенадцать недель она смогла ходить самостоятельно.

Но Рауль не хотел ждать двенадцать недель. Он не хотел ждать даже двенадцать дней. Он хотел снова встать на ноги немедленно. Он не хотел превращать свой дом в реабилитационный центр, установив повсюду брусья, перила и пандусы. Он хотел жить нормальной жизнью – жизнью, которая у него была раньше, жизнью, где он сидел в автомобильном кресле, а не в инвалидном. Горе и отчаяние от осознания того, что он потерял, грызли его изнутри. Нет, он никогда не сможет быть снова счастливым.

Конец ознакомительного фрагмента