Наслаждение и боль - Барбара Делински Страница 7

Когда на стук никто не ответил, Карен нажала кнопку звонка, потом заглянула в дверное стекло. Только она собралась позвонить еще раз, как появилась Гретхен — в леггинсах и просторной мужской рубашке, забрызганной краской. Она неторопливо пересекла кухню и открыла дверь.

Карен протянула тарелку:

— Печенье с шоколадной стружкой. Мне нужно было испечь что-нибудь для распродажи в школе, но я купила слишком много ингредиентов. Мне показалось, глупо их хранить, и я испекла еще.

— А-а, — протянула Гретхен.

— Возьми, сделай одолжение. Если печенье останется у меня, я не удержусь, а потом сильно раздамся в бедрах.

Гретхен посмотрела на печенье, но тут раздался звонок. Она спокойно произнесла: «Простите» — и пошла к телефону. Карен покосилась на ее живот, но под свободной рубашкой ничего не было заметно.

Гретхен сказала: «Алло!» — подождала, сказала еще что-то и повесила трубку.

— Сбор пожертвований? — поинтересовалась Карен. — Господи, они всегда некстати.

— Нет, это не насчет пожертвований, — сказала Гретхен. — В трубке молчали.

— Тоже плохо. Это часто бывает?

Гретхен покачала головой и повернулась, чтобы поставить печенье на стол. Рубашка ее прилипла к телу.

— О господи, — прошептала Карен, слишком поздно отведя глаза.

Гретхен не стала ничего отрицать. Напротив, она положила руку на живот. Ошибки быть не могло.

Тогда Карен сказала:

— Так значит, ты?..

Гретхен кивнула.

— А срок какой?

— Семь месяцев.

Карен попыталась подсчитать: семь месяцев, значит, это случилось в ноябре. Нет, в октябре.

— Глядя на тебя, не скажешь, что уже семь месяцев. — Она немного выждала, давая Гретхен возможность сообщить что-нибудь об отце. Когда та ничего не сказала, Карен кивнула на пятна краски на рубашке: — Готовишь детскую?

— Угу.

— Ты знаешь, кто у тебя будет, мальчик или девочка?

Гретхен покачала головой.

— Ну, конечно, не знаешь, — рассуждала Карен. — Амниоцентез предлагают сделать только тем, кто старше тридцати пяти. А это… — она с напускным равнодушием поискала нужное слово, — гм… было запланировано?

— Нет. Конечно, нет.

Что ж, это уже кое-что, подумала Карен, хотя самого интересного и не узнала.

— Но ты хочешь ребенка?

— Да, конечно.

— А отец хочет? — Вот оно. Наконец.

Гретхен оставила вопрос без ответа. Она смотрела на Карен, приподняв брови, как бы спрашивая: «При чем здесь отец?»

— Он рад? — выпалила Карен.

— Он не знает. У него есть другие обязательства.

Не зная, что еще сказать, Карен пробормотала:

— Ну что ж, ешь печенье, — и, помахав рукой, ушла.

Карен хотелось бы верить, что отец ребенка не Ли. В сущности, ей было абсолютно все равно, кто отец, если это не ее муж. Гретхен была из тех женщин, за которыми бегают мужчины, особенно мужчины под пятьдесят. Ли исполнилось сорок семь. И он давно изменял Карен, в последний раз с ассистенткой зубного врача.

Внезапно почувствовав усталость, Карен побрела к своему дому. Она надеялась, что Ли позвонит ей с очередными дурацкими объяснениями, к которым он частенько прибегал: у него неотложное совещание или он должен поужинать с программистами, в срок управившимися с проектом. Тогда она поговорила бы с ним начистоту.

Ли был компьютерным гением. Во всяком случае, Карен считала его таковым, потому что его компания процветала. Она не умела обращаться с компьютером, Ли с самого начала отказался ее учить. Порой она задавалась вопросом, что было бы, если бы она прочла его электронную почту. В моменты наибольшего раскаяния она ненавидела себя за эти мысли. Ведь Ли ее муж. Они женаты семнадцать лет. Когда она узнала об ассистентке и пригрозила уйти, он рыдал и клялся, что этого больше не повторится, что он любит ее, Карен, и будет хранить ей верность.

Но ассистентка была не первой. Подобные клятвы Ли давал и раньше, а потом их нарушал.

Джорджия Ланге сидела одна в гостиничном номере в Сан-Антонио, почти не замечая окружающей обстановки. За последние несколько лет она провела столько ночей в гостиницах, что все они казались ей одинаковыми.

В тот вечер она несколько раз звонила домой, но линия была занята. Когда Джорджия наконец дозвонилась, в трубке раздался напряженный голос Элли:

— Алло?

— Привет, моя радость.

— Мам, — по тону дочери можно было догадаться, что она чем-то очень озабочена, — Куинна Дэвиса исключают из школы.

— За что?

— Он явился на тренировку в стельку пьяный. Не вешай трубку, мам. Сейчас отключу вторую линию. — Послышался щелчок, потом наступила тишина.

Пьяный? У Джорджии мурашки побежали по коже.

— Куинна нельзя исключать, — продолжала Элли, — ведь он староста класса.

— Его должны исключить.

— Ну что ты, мам. Это испортит весь бейсбольный сезон. Ведь мы должны были выиграть в нашем дивизионе…

— Элли, забудь о бейсболе. Почему он напился?

Элли вздохнула:

— Ребята иногда пьют, мам.

— Ты сама-то не пьешь. Или пьешь?

— Ты же знаешь, что нет. Слушай, мам. Я теперь жалею, что тебе сказала. Ничего особенного не случилось.

— Нет, случилось, — возразила Джорджия. Четырнадцатилетняя Элли была самой младшей в классе. Она слишком быстро взрослела. — Жаль, что я в отъезде.

— Хочешь поговорить с папой?

Джорджия хотела. Когда Расс взял трубку, она мгновенно успокоилась. Он был ее опорой. Она бы никогда не добилась профессионального успеха, если бы Расс не принял на себя все заботы по дому.

— Расс, — произнесла она со вздохом, — Элисон рассказала мне про Куинна. Он в самом деле напился? Средь бела дня?

— Вероятно, так, — спокойно ответил Расс.

— Это на него не похоже.

— Да.

— Элли понимает, что он плохо поступил? Что это вредно… опасно для здоровья?

— Мы только что об этом узнали. Пока ничего не известно наверняка.

— Меня тревожит, что ее друзья пьют, — сказала Джорджия.

— Они хорошие ребята.

— И Куинн?

— Ты излишне драматизируешь события.

Возможно. Но трудно этого не делать, когда находишься в нескольких тысячах километров от дома.

— Томми подготовился к контрольной?

— Да, как всегда. Я проверил у него домашнее задание.