Порочные намерения - Лидия Джойс Страница 7

Карета приблизилась к группе черноволосых женщин. Они праздно стояли на крыльце доходного дома, одежда выдала их иностранное происхождение еще до того, как Томас подъехал достаточно близко, чтобы услышать тяжелый ритм их речи — речи итальянских крестьянок. В другом многоквартирном доме была открыта дверь в подвал, оттуда просачивались унылый свет и запах опиума, густой и одуряющий. Минутой позже Томас увидел дверь, на которой была нарисована Звезда Давида и написаны две строки текста, одна на иврите, а другая — аккуратной кириллицей.

Уличные фонари попадались теперь все реже и реже, и наконец они почти совсем исчезли, и единственный свет в этой черноте ночи исходил от четырех фонарей его кареты. Со своего сиденья Томасу не было видно дороги и он уже подумал, что кучер заблудился, как вдруг карета начала замедлять ход. Вот она остановилась, и Томас открыл дверцу и выглянул наружу, пытаясь рассмотреть сквозь мерцание фонарей то, что происходит.

Там, через несколько домов, стоял кеб, и два его фонаря мерцали, как яркие глаза. Какое-то движение — и из кеба появилась фигура в широкой юбке.

— Ждите здесь, — приказал Томас кучеру. Он вышел из кареты, его ботинки неслышно ступали по земле.

Кеб, дребезжа, уехал, а женщина пошла вперед. Томас ускорил шаги, пытаясь сократить разделяющее их расстояние. Единственный свет просачивался через открытую дверь дома дальше по улице, оттуда то и дело доносились взрывы грубого смеха, перекрывая бешеный водоворот восточной музыки. Женщина остановилась в дверях, и Томас различил очертания вуали. Он мог бы поклясться, что она оглянулась и лишь потом вошла в дом.

Томас пошел следом и оказался в пивной с низким потолком, где клубился табачный и угольный дым и толпились дурно пахнущие тела. Женщины в многослойных юбках из ярких ситцев сидели в стороне. В другой части комнаты царил полумрак. Столы и стулья были сдвинуты в сторону, чтобы освободить немного места для танцев, и там четверо молодых людей подпрыгивали и выбрасывали ноги под гармонику, а остальные хлопали в ладоши и издавали поощрительные выкрики, наполовину на английском жаргоне, наполовину на каком-то непонятном языке.

Цыгане. Таверна на окраине Лондона, полная цыган. Но где же женщина, за которой он следил? Куда делась Эсмеральда?

Томас оглядел комнату, прищурившись. И увидел как темно-алая юбка мелькнула и исчезла за углом в дальнем конце комнаты. Крепко держась за свой кошелек и карманные часы, он протиснулся сквозь группу женщин к лестнице. Цыгане по большей части не обратили на него внимания, хотя невидимые руки касались его карманов, а кое-кто смотрел на него и плевал, словно отгоняя зло. Томас слегка улыбнулся. В его внешности действительно было что-то от дьявола. Очень жаль, что на Эсмеральду его внешность не произвела никакого впечатления.

Томас дошел до угла и увидел лестницу, уходящую в темноту. У стены стоял, прислонившись, мальчик с высокомерным лицом, что казалось странным для такого юного возраста.

— Что, женщина в малиновой юбке и вуали сейчас пошла наверх? — спросил Томас, стараясь перекричать шум.

Мальчик фыркнул:

— Может, поднялась, а может, и нет.

Томас понял, что деваться некуда, вынул шиллинг и бросил ему. Мальчишка поймал монету на лету.

— Да, такая женщина пошла туда, — сказал он, натирая серебряную монету о рукав. — Она снимает мансарду. Она не рома, но монеты у нее не хуже, чем у других, хотя она дала мне только полмонеты, чтобы я прогнал вас.

— Спасибо, — сказал Томас и, пройдя мимо мальчишки, стал подниматься по лестнице.

Лестница была узкая и темная, единственный свет проникал сюда только из-за угла, из пивной. Когда Томас поднялся на второй этаж, шум, доносящийся снизу, стих, исчез и свет. На повороте висела полка для свечи или лампы, но там ничего не было.

Всматриваясь в темноту наверху, он услышал, как щелкнула закрываемая дверь, а потом раздался еще один щелчок — это ключ повернулся в замке. Мансарда. Какое бы применение ни находила Эсмеральда тем деньгам, которыми осыпали ее светские дамы, она явно тратила их не на комфортабельное жилище.

Томас свернул за угол и продолжал подниматься наверх. За спиной у него погасли последние отблески света, и он оказался в полной темноте. Томас прислушивался к приглушенным крикам внизу и считал ступени. Наконец он дошел до площадки в конце лестницы.

Некоторое время он всматривался в темноту, пытаясь сориентироваться, прежде чем идти дальше. Но тьма казалась абсолютной. Он вытянул вперед руки и осторожно шагнул вперед — один шаг, потом второй.

А это что такое? Когда глаза привыкли к темноте, он различил более яркий свет на уровне пола. Томас замер в ожидании.

Да. Теперь он был в этом уверен. Вдоль пола шла более светлая полоса, в точности там, где, по его предположению, находилась дверь. Он пошел вперед, все еще вытянув перед собой руку, и его ладонь уперлась в плоскую поверхность — деревянную, не оштукатуренную.

Он провел рукой по деревянной панели и нащупал дверную ручку. Неужели она хранила до сих пор тепло ее руки, или ему это показалось? Он схватился за ручку, повернул — и ничего не произошло.

Заперто.

— Эсмеральда, — сказал он. — Я знаю, что вы здесь. Откройте дверь.

Молчание было ему ответом, и через мгновение свет под дверью погас.

Это развеяло последние сомнения.

— Эсмеральда, — повторил он, теряя терпение. И потряс ручку. — Откройте немедленно.

Ответа не последовало. Ручка в его пальцах стала липкой. Эта женщина была пустым местом, украшением гостиных, не имеющим никакого значения, и кто-то пользовался ею как политическим орудием. Ее поведение было бессмысленным, как если бы ему бросили вызов кочерга или молоток. И все же по ту сторону двери царило молчание.

Он сделал три осторожных шага назад, к краю лестницы. Потом бросился на дверь, выставив вперед плечо.

Ударил изо всех сил. Замок просто щелкнул, Томас ввалился в комнату.

Он оказался в маленькой гостиной с покатым потолком и заметил, как мелькнули малиновые юбки, исчезая в соседней комнате. Он бросился следом. Мгновение — и он оказался рядом с ней, схватил ее за свободную руку и повернул к себе. Эсмеральда, поворачиваясь, взмахнула рукой, державшей лампу. Томас отклонился. Лампа слегка ударила его в висок, а потом выскользнула из ее пальцев и упала на пол. Стекло разбилось, и керосин потек на дощатый пол, в то время как пламя плясало на фитиле.

Томас нанес удар инстинктивно, едва успев ослабить его и превратить в толчок. Эсмеральда пролетела через всю комнату и грудой шелковых юбок и обручей кринолина растянулась на кровати.

Она сразу же попыталась подняться. Томас, глядя на нее, носком ботинка поставил лампу стоймя, всячески стараясь заглушить в себе желание помочь Эсмеральде. Черт бы побрал эту галантность — ведь эта особа пыталась разбить ему голову.

На ней все еще была надета вуаль, хотя по краю она порвалась, и золотой гребень съехал набок, и руки ее еще прятались в перчатках, исчезая под краями рукавов. Такая скрытая под одеждой женщина не должна была бы вызвать у него никаких чувств, но он помнил изящную, тонкую руку под перчаткой, вкус и жар ее ладони; помнил, как напряженный порыв, который вызвала их встреча, превратился в нечто совсем другое. Эта женщина была соблазнительнее, чем когда-либо, если не больше того.