Отец ребенка - Елена Сапожникова Страница 7

— Я тебе помогу. — Он ловко расстегнул «молнии», бережно стянул обувь с ног, галантно снял с нее шубку.

Виктория Игоревна вроде бы с улыбкой наблюдала за ними, но ее искушенные глаза смотрели холодно и зло. Оксане на миг показалось, что женщина уже знает обо всем и со злобным интересом наблюдает со стороны за тем, как будут развиваться события, чтобы в подходящий момент сыграть главную роль. «Абсурд», — пробормотала она еле слышно, стараясь избавиться от неприятного чувства.

— Не смущайся, Оксаночка, Миша очень обходительный кавалер, — с тщательно скрываемым негодованием прокомментировала Виктория Игоревна. — Когда я была в твоем положении, он с меня пылинки сдувал. — Сказанное отдавало таким двойственным смыслом, что Оксана непроизвольно дернулась.

— Вика, спасибо за комплимент, — сухо поблагодарил едва скрывающую раздражение женщину свекор. — Ты, как прежде, не выносишь, если в твоем присутствии начинают уделять внимание кому-то другому.

Женщина бросила на него испепеляющий взгляд:

— А ты, как всегда, пошл и банален.

— Я, наверное, зайду в следующий раз. — Оксана потянула свою шубку из рук свекра, намереваясь уйти, но свекор подтолкнул ее в сторону гостиной:

— Виктория Игоревна уходит.

Ударивший ее в спину голос сочился ядом:

— Не буду вам мешать. До свидания, Оксаночка, мне действительно пора. До скорого свидания, — с особым нажимом уточнила свекровь.

Оксана откликнулась эхом, не придав значения сделанному свекровью ударению:

— До свидания.

Оксана из гостиной слышала, как негодующая женщина несколько минут что-то недовольно выговаривала свекру, потом входная дверь скрипнула, и уже через мгновение мужчина ласково обнял ее за плечи и жарко шепнул на ушко:

— Привет еще раз. — Его губы нежно скользнули по щеке, не осмелившись поцеловать. — Не обращай внимания на Вику, мадам просто опять хотела со мной сойтись, а я ей объяснил, что это невозможно. — Он бережно развернул ее и привлек к себе. Глаза его потемнели, дыхание участилось. — Я скучал, солнышко, — горячо выдохнул он.

— Миша, только не сейчас! — Она впервые так обратилась к свекру. В конце концов, он был каким-никаким, а любовником. Пусть даже встреча с ним была одной-единственной, но она все равно была, и результат этой встречи она носит сейчас под сердцем. — Миша, — еще раз повторила она и осторожно высвободилась из объятий. Что говорить дальше, она не знала. Как перейти к тому, что мучает ее второй день? Почувствовав снова, с какой нежностью к ней относится этот мужчина, она уже сама стала сомневаться в своих выводах. Но тогда кто? Кто знает ее постыдную тайну? Кому он мог рассказать? Хотя разговорами тут вряд ли обошлось. В ее сумочке лежат те пошлые фотографии, которые пришли по электронной почте. Оксана встала с дивана и заходила по комнате, пытаясь собраться с мыслями. Михаил Алексеевич наблюдал за ней внимательно.

— У тебя что-то случилось? — полувопросительно-полуутвердительно спросил он. И сам же себе ответил: — Ты сюда не просто так пришла. — Голос его зазвучал намного требовательнее. — Что у тебя случилось, Оксана?

Оксана шумно вздохнула, тяжело плюхнулась рядом с ним на диван и, порывшись в сумочке, протянула несколько листков. Он с недоуменным видом взял их. В комнате сразу стало как-то по-особенному тихо, так тихо, что слышится даже сама тишина, ее звенящую натянутость страшно нарушить невольным вздохом или нечаянным скрипом.

Он рассматривал фотографии до чрезвычайности долго, потом нехотя отодвинулся и приглушенно спросил:

— Это что?

— Это десять тысяч долларов. — Она и сама не поняла, почему ответила так. Хотела посмотреть, как он будет реагировать, когда она озвучит его требование вслух. Но такой реакции она не предвидела. Или он действительно был ни при чем, или был гениальнейшим актером на земле.

Тяжелым оценивающим взглядом свекор секунду смотрел на Оксану, а потом, не повышая голоса, тихо произнес:

— Вон! — Ее словно ударило этим коротким хлестким словом. Опасная сталь блеснула в его серовато-голубых глазах. — Пошла вон! — повторил он так же тихо и добавил: — Чтобы ноги твоей в моем доме больше никогда не было.

Губы у нее задрожали, глаза предательски набухли влагой. Больше она не смогла вымолвить ни слова. Слова застряли где-то внутри, предательски придавленные быстро разрастающимся комом в горле.

— Дрянь, дешевка! — Он бросил скомканные листы прямо ей в лицо. — Какая, оказывается, у тебя мерзкая душонка. Думаешь, мне денег жалко? Если бы ты попросила в десять раз больше, я бы тебе нашел. И в сто раз больше нашел бы. Вывернулся бы наизнанку, душу продал бы, но нашел. А ты решила меня шантажировать?! — Мужчина в гневе с силой схватил ее за плечи, не замечая, что делает больно: — Я тебя очень прошу, постарайся мне больше на глаза не показываться. Иначе я за себя не отвечаю. — Он несколько секунд пристально рассматривал ее в упор, потом отстранился и глухо простонал: — Старый дурак.

Она не стала ничего объяснять. Любые объяснения выглядели бы глупо и бессмысленно. Он подозревает в непорядочности ее, она его. И оба, выходит, ни при чем. Какой-то замкнутый, заколдованный круг. И выхода из него она не видит. Бред, нелепейшая из ситуаций, когда-либо с ней случавшихся.

Когда Оксана входила в свою квартиру, она еле держалась на ногах от усталости. Пришлось много ходить пешком, долго стоять в банке, оформляя закрытие счета, получать выходное пособие на работе. Шеф, не откладывая дела в долгий ящик, нашел ей достойную замену с ногами от ушей. Оксана даже посочувствовала секретарше: та получила отставку и сидела в приемной с нервными красными пятнами на лице. Потом они ели с девчонками торт, пили чай. Девочки просили ее не забывать, грозились приехать в гости и даже решили скинуться на детскую коляску. Оксана их остановила. Плохая примета — покупать приданое неродившемуся ребенку, пояснила она. Оксанка стала до неприличия суеверной, — вынесли вердикт девчонки и решили, что все равно подарят ей коляску, но уже после рождения малыша. «И в цвете не ошибемся, и мамочку увидим», — весело радовались они найденному компромиссному решению. Потом она зашла в магазин за продуктами для дома, набрала столько, что еле добрела до подъезда, поминутно спотыкаясь и опасаясь упасть из-за высоких каблуков. Потом долго гремела ключами, не попадая в замочную скважину, потому что от напряжения и усталости у нее дрожали руки.

Наконец встала с банкетки, на которую опустилась сразу, как только закрыла дверь в квартиру. Разделась, закинула шапку на полку, шубку аккуратно повесила на плечики, сменила опротивевшие каблуки на разношенные, уютные домашние тапочки и, подхватив авоськи, прошла на кухню. О визите к свекру старалась не думать. Подсознательно загрузила себя так, чтобы, кроме физической усталости, ничего не чувствовать.

На дверке холодильника магнитиком была прикреплена записка от мужа: «Зайка, сегодня меня не жди. Я после работы еду к маме, она просила помочь по хозяйству. Не скучай, люблю, целую. Валера».