Забытый плен, или Роман с тенью - Татьяна Лунина Страница 7

Глава 3

– Здорово, коли с добром пришел! – Лебедев резко обернулся. На пороге кухни стоял худощавый мужчина среднего роста, на вид ему было лет шестьдесят. Смуглая, гладко выбритая кожа, темные глаза с прищуром, седые короткие волосы торчат ежиком, в джинсах, серой куртке с откинутым капюшоном и в черных ботинках на толстой микропористой подошве. – Ты кто такой будешь?

– Доброе утро, – отозвался Андрей Ильич, невозмутимо помешивая на плите овсянку. – Вы-то сами откуда?

– Из лесу, вестимо, – развеселился мужичок. – А ты, я вижу, не робкого десятка.

За джинсами нарисовались голые ноги в домашних тапочках, розовым мелькнул подол, и из-за серой спины выскользнула бледная, чуть встрепанная со сна хозяйка.

– Дедуля, привет! Познакомься, это Андрей Ильич Лебедев, деловой человек из Москвы, мой гость и спаситель.

– Вы рано встали, – пробурчал недовольно «спаситель», – да еще расхаживаете с голыми ногами.

Дед одобрительно крякнул.

– Наконец-то нашелся хоть один, кто может сделать тебе замечание. – Изучающее оглядел москвича и протянул для пожатия руку. – Егор Дмитриевич, а поладим – так для тебя буду Митрич.

Лебедев шагнул вперед и пожал протянутую руку:

– Очень приятно.

– А мне-то как приятно, дорогой ты мой человек! Только скажи, как это так случилось, что ехал ты ко мне, а попал к ней?

– Простите? – не понял Андрей Ильич.

– Дедуля, ты, кажется, что-то путаешь.

– Вот перевалю за сотню, тогда, может, начну путанкой заниматься, – весело огрызнулся родич, – а сейчас мне без малого восемьдесят один, и мозги мои работают лучше других молодых. – Он ухмыльнулся президенту «Олефармы». – Ведь это тебе я писал в Москву, мил человек, и это тебя я жду уж которые сутки. А ты, выходит, внучку мою спасаешь? Может, расскажешь, как так вышло? – Лебедев удивленно воззрился на бесцеремонно тыкающего бодряка. – Куницын моя фамилия, припоминаешь такую? Куницын из Майска.

– Так это вы?! – дошло наконец до столичного гостя.

– Ну, – довольно кивнул бравый дедок, – а что, не похож? Может, скажешь, годами не вышел? Так я и паспорт могу показать. – Он распахнул куртку и полез во внутренний карман.

– Успокойся, дед. – Казалось, внучку совсем не удивляло то, что здесь говорилось. – Сейчас позавтракаем, а после будете разбираться, кто кому писал и куда.

– Спасибо, к сожалению, не могу. – Андрей Ильич посмотрел на часы. – Через пятнадцать минут за мной придет машина, я должен уехать.

– Уж не ко мне ли собрался, уважаемый? – хмыкнул дед. – Так я вот он, перед тобой.

Лебедев молчал, собираясь с мыслями, разогнанными нежданным сюрпризом. С одной стороны, у него деловая командировка, в которую никак не вписывается затянувшееся пребывание в чужом доме, с другой – цель командировки внезапно объявилась сама и хоть сейчас готова к переговорам. Вот она – торчит перед носом и ухмыляется. Странным образом все происходящее превращалось в фарс.

– Я предпочитаю вести деловые переговоры в офисе, а не в частном доме, – сухо просветил «аудиторию» Лебедев. – Предлагаю встретиться завтра, в девять утра... – и заткнулся. По предварительной договоренности встреча должна была состояться на куницынской территории, где уже побывал представитель «Оле-фармы». Андрей Ильич некстати вдруг вспомнил, с какой завистью описывал профессор Соломатин дедову коллекцию охотничьих ружей.

– Хорошо, – не стал спорить хитрый старик, – где?

С улицы донесся длинный гудок.

– Егор Дмитриевич, документы на препарат с вами? – спросил Лебедев, уверенный в отрицательном ответе.

– Конечно, они завсегда при мне. Правда, только копии, оригиналы надежно упрятаны, ни один ворюга не сыщет, – подмигнул ушлый изобретатель. Лебедев молча кивнул и вышел.

Шофер копошился в капоте, рядом на заботливо подстеленной газете с жирным заголовком «Майские зори» лежали аккуратно разложенные инструменты.

– Доброе утро, что случилось?

– Здравия желаю, Андрей Ильич, – вздохнул, обернувшись, водитель. – Старуха моя сдает помаленьку, просит малость передохнуть, марафет навести. А я ее, бедолагу, не слушаю, гоняю в хвост и в гриву, покоя не даю. Вот, опять закапризничала что-то.

– Не волнуйтесь, будет вам передышка. Сегодня можете заняться машиной, а завтра подъезжайте в это же время. Обстоятельства изменились, так что приводите вашу «старушку» в порядок, Иван Кузьмич.

– Вот спасибо, – обрадовался тот, – не сомневайтесь, буду как штык!

– Тогда до завтра. – Закрывая входную дверь, большой человек из Москвы был уверен, что исполнительный Кузьмич воспримет его совет как приказ.

... Лебедев улетел через неделю, с выгодной сделкой в кармане, банкой соснового меда и горячим призывом Митрича вместе пойти на медведя. В аэропорт доставила Аполлинария, умудрившаяся сократить длинный путь до размеров мизинца. Ей вообще шутя удавалось многое: переворачивать вверх тормашками мир, заставляя верить других, что это и есть самое нормальное из всех положений, придавать привычному новизну, чеканить немыслимые сюжеты, спорить об очевидном, озвучивать чужие мысли и умалчивать о своих. Она, конечно, нередко чудила, но ее чудачества заражали желанием жить.

Андрей Ильич улыбнулся, откинул спинку самолетного кресла, приудобился и закрыл глаза. Лететь долго, можно спокойно обдумать все, что случилось за последние дни. Он вспомнил вечер, когда в сердобольном порыве прикоснулся губами к горячей щеке, тихое «спасибо» и бормотание про чудеса, нелепую ссылку на царя Соломона, стук молоточка по меди, послушные струны гитары, сорочечную бретельку... Лебедев пытался поймать минуту, с которой все началось. И не мог. Там, в доме, непозволительно часто думалось о хозяйке с надеждой, что скорый отъезд избавит от этой блажи. Здесь, в самолете, становилось ясно, что ничего и не хочется забывать. Непонятно каким макаром странноватая чужая девица стала вдруг необходимой и близкой, не желая от себя отпускать. Не могли помешать ни имя, от которого до сих пор взрываются уши, ни школьная кличка, ни Мандельштам, ни плюшевый лис – ничто. Это были просто совпадения, поначалу заставившие ужаснуться, потом – приглядеться, а скоро и вовсе дали понять, что судьба посылает знак. Не разглядеть его мог бы прежний Андрей, тот, кто не жил, а расписывал жизнь по минутам – удачливый, памятливый одиночка, забывший, что значит жить. Нынешний хотел быть живым – измочаленный памятью мазохист, пожелавший освободиться от потребности в боли.

– Попить не хотите?

– Воду со льдом и без газа.

– Лед остался там, откуда мы улетели, а воду могу предложить, – улыбнулась стюардесса, милая девчушка, вполне достойная легкого флирта.

Вода оказалась холодной, но не остудила – ошпарила и без того пылающие мозги. Перед глазами неотступно маячили темная грива, родинка на правой щеке, по-детски облизывающие ложку губы... Он уставился в иллюминатор, испытывая перед прошлым стыд. Хотя, по правде, стыдиться нечего. Осточертело быть суррогатом с комплексом вечной вины и шарахаться от самого себя. Надоело жить со знанием, что все лучшее – позади. Никому не верить, всеми раздражаться, от всего, кроме дела, скучать. Подобные мысли уже давно не давали покоя и однажды даже заставили влезть в авантюру. Тогда он выложил немалую сумму за наивную надежду реанимировать себя и, конечно, был одурачен: деньги исчезли бесследно. А вот надежда, похоже, осталась, в Майске эта надежда проклюнулась чудом.