Руфь - Элизабет Гаскелл Страница 7

— О нет, сэр. Я каждое воскресенье хожу в церковь.

— Тогда будьте так добры, назовите мне церковь, в которую вы ходите, и мы сможем встретиться там в воскресенье после полудня.

— Я хожу в церковь Святого Николая, сэр. Я узнаю сама и извещу вас о здоровье мальчика и о том, что скажет доктор, а также принесу вам оставшиеся деньги.

— Прекрасно, благодарю вас. Помните же, что я вам верю.

Он намекал на ее обещание встретиться с ним, но Руфь поняла его так, будто он говорил о мальчике.

Мистер Беллингам направился к лошади, но вдруг ему пришла в голову новая мысль. Он вернулся к домику и с едва заметной улыбкой обратился к Руфи.

— Может быть, это вам покажется несколько странным, — сказал он, — но нас некому представить друг другу. Моя фамилия Беллингам, а как зовут вас?

— Руфь Хилтон, сэр, — отвечала она тихо.

Всякий раз, когда разговор заходил не о мальчике, Руфь делалась робкой и скованной.

Он протянула ей руку для пожатия. В ту самую минуту, как она подавала ему свою, на пороге показалась старуха: она, прихрамывая, подошла спросить о чем-то. Это неожиданное появление рассердило мистера Беллингама и заставило его снова вспомнить о духоте, вони и нечистоте ее жилища.

— Послушайте, любезная, — сказал он, обращаясь к Нелли Браунсон, — отчего бы вам не убраться в вашей комнате? Ведь это просто свинарник. И дышать нечем, и грязь везде несусветная. — Сказав это, он вскочил на лошадь, поклонился еще раз Руфи и поскакал прочь.

Старуха дала выход своему гневу:

— Вот люди-то, только переступят порог, сейчас норовят оскорбить бедного человека. Свинарник, скажите пожалуйста! Как его зовут-то, этого молодчика?

— Это мистер Беллингам, — сказала Руфь, задетая неблагодарностью старухи. — Это он вытащил вашего внука из воды. Если бы не мистер Беллингам, мальчик утонул бы. Течение было такое сильное, что я даже испугалась, не унесет ли их обоих.

— Да совсем там не глубоко, — возразила старуха, стараясь всячески уменьшить услугу, оказанную обидевшим ее человеком. — И не будь этого щеголя, Тома спас бы кто-нибудь другой. Он ведь сирота, а Бог, говорят, хранит сирот. Лучше бы его вытащил кто-нибудь другой, а не этот барин, который приходит к беднякам, чтобы ругаться на них.

— Он приходил вовсе не для того, чтобы ругать вас, — кротко отвечала Руфь. — Он пришел ради маленького Тома и только заметил, что здесь могло бы быть поопрятнее.

— А, так вы за него? Нет, вы поживите-ка с мое, пока ревматизм не согнет, да еще смотри за таким сорванцом, как Том. Он если не в воде, так в грязи. Да зарабатывай в поте лица ему и себе на хлеб, да носи воду на такую крутизну…

Приступ кашля заставил старуху замолчать. Руфь воспользовалась этим, чтобы сменить тему, и начала объяснять Нелли, какие меры той надо предпринять для выздоровления внука. Как раз в это время подошел доктор и присоединился к разговору.

Руфь попросила находившегося тут же соседа доставить мальчику все необходимое. Доктор заверил ее, что мальчик поправится через пару дней. И тут она с ужасом вспомнила, как строго следит миссис Мейсон за тем, чтобы ученицы вовремя возвращались домой.

Руфь поспешила в лавку, стараясь привести в порядок свои мысли и сообразить, что лучше идет к лиловому — голубое или розовое. Однако, придя в лавку, она обнаружила, что потеряла образчики, и поэтому отправилась домой с дурно выбранными покупками, упрекая себя за свою бестолковость.

Послеобеденное происшествие продолжало сильно занимать Руфь, но надо сознаться, что воспоминание о Томе, который был уже в безопасности и, надо полагать, поправлялся, ушло на второй план. Мистер Беллингам играл первую роль в ее мыслях. Порыв, побудивший его броситься в воду верхом на лошади, казался ей геройским подвигом. Сколько нежности было в его участии к бедняжке, сколько доброты в глазах! А его беспечное отношение к деньгам казалось ей великодушием. Она забыла, что великодушие требует до некоторой степени самопожертвования. Кроме того, Руфь гордилась тем, что он доверил ей распоряжаться деньгами, и увлеклась мыслями о том, как их наилучшим образом потратить. Но, завидев дом миссис Мейсон, она возвратилась к действительности и почувствовала страх перед неминуемым выговором.

Однако на этот раз буря миновала. Но Руфи легче было бы вынести выговор, чем увидеть то, что случилось в ее отсутствие. Болезнь Дженни приняла дурной оборот, девушки решили уложить больную в кровать и в смятении стояли около ее постели. Приход хозяйки, появившейся за несколько минут до Руфи, спугнул их, и они разбежались по своим местам.

В доме поднялась суматоха. Хозяйке нужно было послать за доктором, требовалось заменить кем-нибудь больную мастерицу. Миссис Мейсон сыпала проклятиями на головы перепуганных девушек, не жалея и заболевшей. Во время этого шума и беготни Руфь незаметно для всех вернулась и села за работу, с грустью думая о своей доброй больной подруге. Ей очень хотелось пойти к Дженни, хотелось посидеть около нее, но страх удерживал ее на месте. Для ухода за больной до приезда ее матери годились и грубые руки, не способные к тонкой деликатной работе. Швеи трудились над спешным заказом, так что Руфь не могла улучить ни одной свободной минуты. Ей было очень досадно, что она так опрометчиво дала мистеру Беллингаму обещание позаботиться о ребенке и его бабушке. Все, что она могла сделать, — это послать со служанкой миссис Мейсон деньги и с ее же помощью навести справки о здоровье Тома.

Всех очень взволновала болезнь Дженни. Руфь, разумеется, начала рассказывать о происшествии на реке, но рассказ был прерван на самом патетическом месте — когда мальчик упал в воду — новым известием о больной. Руфь замолчала. Ей стало совестно, что ее занимают посторонние мысли в то время, когда решается вопрос о жизни и смерти ее подруги.

В комнате больной вскоре появилась кроткая бледная женщина — мать Дженни, приехавшая ухаживать за своей больной дочерью. Все девушки полюбили ее: она была чрезвычайно ласкова, мало беспокоила других, была очень терпелива и с благодарностью отвечала на вопросы о Дженни, которой сделалось несколько легче, хотя болезнь, по-видимому, грозила быть продолжительной и мучительной. Среди непрерывных забот о Дженни время пролетело быстро. Наступило воскресенье. Миссис Мейсон, по обыкновению, отправилась в этот день к своему отцу, предварительно изобразив извинение перед миссис Вуд и ее дочерью за то, что должна их оставить. Ученицы разбрелись по знакомым, с которыми обычно проводили праздники, а Руфь отправилась в церковь Святого Николая, с грустью думая о Дженни и упрекая себя за то, что взялась за дело, не будучи в состоянии его выполнить.

Когда она выходила из церкви, к ней подошел мистер Беллингам. Руфь надеялась, что он позабыл об обещанном свидании, но вместе с тем ей хотелось снять с себя ответственность за возложенное на нее поручение. Когда Руфь заслышала его шаги позади себя, ее сердце сильно забилось от радости, и в то же время ей захотелось убежать прочь.