Ради любви… - Одри Хэсли Страница 7

На пороге стоял Сидни с небольшим подносом в руках.

— Боюсь, наши планы на вечер немного нарушились, меня вызывают в больницу. Вот, я тебе принес чашку шоколада.

Шерил приняла у него поднос и поблагодарила.

— Не стесняйся, осмотри дом, чтобы знать, где что. Я бы сам все показал, но мне надо ехать.

И опять, не успела она и слова вымолвить, дверь закрылась.

Поставив поднос на ночной столик, Шерил с чувством громадного облегчения присела на кровать. Мысль о предстоящем разговоре изнурила ее, хотелось одного — заснуть и спать, спать… И гори все огнем. Оставалось только натянуть ночную рубашку и выключить верхний свет.

Шерил скользнула в прохладные полотняные простыни и откинулась на пышно взбитые подушки. По всему видно, тоскливо подумалось ей, что, несмотря на все старание быть вежливым, у Сидни не хватило терпения и дальше выносить мое общество.

Она взяла чашку и отпила немного густого сладкого напитка. Беспросветность невыносимой боли переполнила душу, ведь барьеры, которыми она так старательно все эти годы отгораживалась от прошлого, теперь рухнули, воспоминания о том, как сильно она когда-то любила Сидни, нахлынули с новой силой. Предательство Сидни вспомнилось ужасающе ярко, и это совершенно выбило Шерил из колеи. Господи, мрачно подумала она, как нужны были эти барьеры! Хотя бы для того, чтобы защитить мой бедный рассудок от безумия.

Но воспоминания неумолимо вернулись.

В первые недели беспробудного отчаяния, без конца перебирая все подробности отношений с Сидни, Шерил не могла подавить любовь, испепелявшую душу, пока не доходила в своих воспоминаниях до его чудовищно безжалостного предательства. Так и метался ее разум от любви к ненависти, пока она не нашла в себе силы вспоминать Сидни лишь в роковой день их последней встречи, в тот день, когда его красивое лицо, скрывшись под холодной маской презрения, стало вдруг чужим, незнакомым.

Наивная и неопытная, всего девятнадцати лет от роду, Шерил не имела тогда возможности противостоять Сидни, его же представление было разыграно как по нотам.

Вероятно, она вообще уязвимее многих, ведь ей пришлось так долго жить без любви. Ох эти годы детства и юности!

И месяца не прошло после ее одиннадцатилетия, когда судьба грубо отняла у Шерил родителей: самолет, в котором они летели, упал в океан. Девочка осталась с дедом, но и он год спустя умер. А ведь Шерил успела привязаться к нему за ту любовь, которая начала было по кусочкам собирать ее вдребезги разбитую жизнь.

Потом дни Шерил протекали тускло, без любви, под присмотром молодой дедушкиной вдовы. Дед, похоронив первую жену, женился на Дайане, которой был намного старше, и Дайана даже не пыталась скрыть свою неприязнь к ребенку, доставшемуся ей в наследство от внезапно умершего супруга.

Холодная терпимость Дайаны помешала возникновению между ней и Шерил хоть какого-то подобия дружелюбия, и единственной отрадой в этом беспросветном одиночестве стала для Шерил школа. Лишенная судьбой обычных вещей, которые имеет ребенок в нормальной семье, девочка целиком погрузилась в процесс обучения, впитывая знания с жадностью, схожей с обжорством.

В четырнадцать лет Шерил узнала о международной программе социально-образовательной помощи странам Африки, и ее воображением завладела мечта посвятить жизнь тем, кто гораздо несчастнее, чем она сама… Эта мечта годами скрашивала ее серое существование, позволяя забывать о нестерпимом одиночестве.

После школы она поступила в университет, что открывало для нее возможность воплотить свою мечту в реальность. Университет был совсем другим миром, миром волнующим, сулящим в будущем исполнение всех желаний и замыслов. Шерил жила в кампусе, поскольку не собиралась оставаться под одной крышей с Дайаной, но очень скучала по домашнему уюту. А потому, когда Сью — одна из ее сокурсниц сказала, что собирается на летние каникулы к подруге в Новую Зеландию, Шерил не скрывала, что завидует ей. И Сью принялась звать ее с собой.

— Говоря по правде, ты сделаешь мне большое одолжение, — уговаривала ее Сью. — Элис девица легкомысленная, только вечеринки и танцульки на уме. А если ты поедешь, мне будет с кем поговорить.

Шерил подумала и согласилась, и с тех пор три свободных вечера в неделю и все уик-энды тратила на подработку в местном ресторане, откладывая каждый заработанный пенни на поездку.

Бедняжка Сью, каникулы ее не задались… Бессонные ночи следовали одна за другой, спать было невозможно из-за хмельного шума бесконечных вечеринок, которые устраивала Элис с подружками, так что Сью в конце концов сочла все это просто невыносимым и, не прожив в гостях и недели, упаковала вещички и вернулась в Австралию. Но в жизнь Шерил к тому времени уже вошел Сидни, и, пока они были вместе, встречаясь в отеле «Лунный цветок», другого места на земле, кроме Новой Зеландии, для нее не существовало.

Воспоминания разворошили прежнюю боль, и Шерил, с досадой тряхнув головой, выключила ночную лампу. Но стало еще хуже. Теперь она, будто забыв о прошедших годах, затосковало о возлюбленном с тем же самым ненасытным голодом, с каким ожидала и принимала его в прошлом.

Шерил зарылась лицом в подушки, будто надеялась утопить свое отчаяние в их мягкой упругости. Память была как болезнь, которая незаметно овладевает человеком и спустя какое-то время потихоньку начинает оказывать свое ужасающее действие. Шерил «переболела» Сидни, но полностью исцелиться так и не смогла, что подтверждалось ее неспособностью вступать в отношения с другими мужчинами. Теперь даже мысль о других мужчинах — пусть серьезных, умных и не лишенных приятности — возбуждала в ней сердечную боль и полное неприятие. Всегда повторялось одно и то же: стоило кому-то возбудить в Шерил физическое влечение, как нечто, совершенно не подвластное разуму, отбрасывало ее от поклонника, и она опять оставалась одна, ненавидя себя за то, что всех мужчин обвиняет в грехах Сидни Спенсера.

Солнечный свет проник в комнату сквозь жалюзи, ласково и нежно разбудив Шерил.

Проснувшись, она какое-то время неподвижно лежала, переводя взгляд с одной детали искусной дубовой резьбы на другую, пока сознание не завершило неторопливый переход от сна к полному пробуждению. Вот тут-то все и вспомнилось, и паническая тревога вновь овладела душой Шерил. Но, рассердясь на себя за глупый переполох чувств, она решительно спустила ноги с кровати и, ступая босиком по безукоризненно отполированному паркету, местами устланному пушистыми ковриками, направилась к ванной комнате.

Вчерашний день был полон страхов и потрясений, потому и ночь прошла беспокойно. Но все это позади, позади, твердила она себе, становясь под душ. И еще это идиотское занятие — поиски нужных слов… Ведь слова приходят сами, стоит только заговорить.

Включив душ на полную мощность, Шерил долго стояла под тугими прохладными струями, чувствуя, как душевное равновесие очень медленно, но все же восстанавливается.

Но, когда Шерил вернулась в спальню, начала сушить волосы и увидела в зеркале свое бледное, изможденное лицо, она снова расстроилась. Тряхнув головой, Шерил попыталась сбросить с себя остатки дурной ночи, тревожных мыслей, беспокойного сна урывками, но это, увы, не помогло.