Пока не взошла луна - Надя Хашими Страница 7

Наджиба и Султана, старшие, кажется, больше думали о том, что скажут другие о девочке-подростке в первом классе. По дороге в школу Наджиба старалась подготовить меня.

– Муаллим-сахиб проверит, есть ли у тебя карандаш и тетрадь. И, наверное, она попросит тебя сесть в последнем ряду. Дело в том, что ведь другие дети ниже ростом.

Мне понравилось, что Наджиба высказалась так деликатно. Султана кивнула, соглашаясь, но была не столь дипломатична:

– Да, если ты сядешь впереди, никто ничего не увидит.

Наджиба строго взглянула на нее, и Султана замедлила шаг, уставившись себе под ноги.

– Ты скоро перейдешь в следующий класс. Буквы ты почти все уже знаешь. Скоро сможешь читать.

Я благодарно улыбнулась Наджибе. Мы с сестрой были не особо близки, но ее слова звучали искренне в тот день, когда я в них так нуждалась.

– Если Султана смогла это выучить, то, уверена, и я справлюсь.

Султана раздраженно фыркнула и, глядя перед собой, зашагала быстрее. Я не имела в виду ничего обидного. Пристыженная, я обернулась к Маурии и Марьям, которые шли позади рука об руку с портфелями на плечах.

Сестры отвлекли меня, и я уже не так сильно переживала в свой первый школьный день. Когда мы вошли в кованые ворота школы, Наджиба мне показала мою классную комнату. Султана ушла на свой урок. Маурия и Марьям весело помахали мне на прощание.

Окинув комнату взглядом, я медленно вошла, не зная, как лучше поступить: найти себе место и сесть или сначала подойти к учительнице и представиться. Дети заходили в класс и деловито рассаживались по местам. Я решила, что лучше заявить о себе, чем ждать, пока учительница сама меня заметит и удивится. Я уже больше походила на женщину, чем на девочку, но теперь пришлось сесть рядом с детьми. При других обстоятельствах я была бы их няней, но здесь они ни в чем мне не уступали.

– Добро пожаловать. Я слышала, что ты придешь в наш класс. Садись вон там, в последнем ряду. Это единственное свободное место. Вот тебе книга. Это мы сейчас изучаем. Ты знаешь буквы?

Моей первой учительнице – строгой, но доброй женщине – я, слава Богу, сразу понравилась. Она говорила со мной не так, как с другими учениками, и помогала мне чувствовать себя менее неуклюжей рядом с этими малышами. Я упорно училась, преисполненная благодарности и решимости. Когда сестры учили алфавит, я слушала, поэтому сейчас язык довольно легко управлялся с буквами.

Через два месяца меня перевели во второй класс. Это достижение сделало меня счастливой, но я жалела о своей первой учительнице. Там я встретила свою следующую муаллим. Видимо, необходимость учить переростка раздражала ее. Она часто вызывала меня читать вслух и наслаждалась, когда я путалась в словах. Дети хихикали, а она шутки ради призывала их к порядку:

– Хватит! Дети, не обращайте внимания на рост Ферейбы. Она только что перешла во второй класс.

Я училась еще более старательно, и, когда я сдала экзамен, ей ничего не оставалось, кроме как перевести меня в третий класс. Каждый день, возвращаясь из школы, я принималась за свои обязанности, ведь обещала и дальше помогать Кокогуль и не хотела, чтобы она пожаловалась отцу, будто я плохо справляюсь. Я по-прежнему выбивала пыль из ковров, стирала, ухаживала за домашним скотом и птицей. Только выполнив всю работу, после того, как вся семья поужинает, я садилась учиться и занималась допоздна. Падар-джан заметил это:

– Дохтар-джан, ты учишься старательнее, чем кто-либо из твоих сестер. Я вижу это по оценкам. Все ли у тебя получается?

– Да, падар-джан. Я просто хочу догнать девочек своего возраста.

– А одноклассницы? У тебя с ними хорошие отношения?

Я знала, что он имеет в виду. Он спрашивал, не слишком ли много внимания привлекаю я, второклассница-подросток.

– Все в порядке, они мне не мешают. И я надеюсь скоро перейти в следующий класс.

Довольный отец уходил, а я занималась дальше. Этот разговор повторялся часто, пока я не перешла в пятый класс, а затем в шестой. Появились предметы, которым нужно было уделять больше времени и внимания. Читать я научилась легко, но с математикой все складывалось не так.

Арифметику я выучила на рынке. Если мне говорили цену одного ярда ткани, я могла подсчитать, сколько будут стоить пять. Зная цену килограмма изюма, я определяла, сколько придется заплатить за двести пятьдесят граммов или полкило. Геометрия и алгебра оказались сложнее, но я справлялась.

Училась я при свече. Повторяла выученное наизусть, подметая комнаты. Выводила пальцем невидимые слова и предложения на своем колене, пока мы ужинали. Выкраивала моменты, чтобы впитать в себя все, что должна была узнать.

У меня все получилось. В шестнадцать лет я училась в одиннадцатом классе вместе со сверстницами. Если бы я пошла в школу в семь лет, то окончила бы ее только в девятнадцать. Я гордилась этим, как и отец. Он внимательно изучал каждый наш табель, листая списки оценок и характеристики, а затем смотрел на меня. В его глазах я видела то, что он не мог облечь в слова. Уголки его губ приподнимала легкая улыбка.

– Молодец, – говорил он, стараясь, чтобы похвала звучала не слишком эмоционально.

Дедушка наблюдал за нами, сидя в уголке, опираясь локтем на подушку, а спиной – на стену. Он ловко перебирал бусинки на своем тасбихе – исламских четках. Судя по выражению его лица, он ничуть не удивлялся.

Ферейба

4

Рамадан был радостным месяцем, несмотря на необходимость поститься от рассвета до заката. В светлое время суток меня настолько поглощали домашние обязанности и школа, что время шло быстро и голод не причинял страданий. Днем у нас урчало в животе, но после захода солнца мы наслаждались особой пищей, которая вознаграждала нас за терпение. Эти блюда мы готовили целый день.

В месяц рамадан мой брат Асад после полудня часто становился злобным и раздражительным. В прошлом году он вошел в гостиную, когда я поправляла подушку за спиной у дедушки, и молча швырнул в меня одну из своих рубашек. Я удивленно обернулась.

– Асад, что ты делаешь?

Эту рубашку с длинными рукавами я недавно постирала.

– Асад, бачем, дитя мое, почему ты так ведешь себя? – пожурил его баба-джан.

– Дедушка, мне нужна эта рубашка, а на ней пятно. Она должна была его отстирать!

– Какое пятно? – спросил баба-джан.

– От шелковичного сока.

– Что ж, тогда понятно. Нельзя отстирать рубашку от шелковичного сока. А знаете почему?

– Почему, баба-джан? – Я понятия не имела.

– Садитесь, расскажу. Скоротаем время до ифтара, когда можно разговеться и снять беспокойство, которое приносит голод. Что ж, было ли, не было ли под видавшим виды небом…

Таков зачин афганских сказаний. И такими словами начал баба-джан свою историю.