Да будет воля моя - Дженнифер Бенкау Страница 7

В свете фонарей главной улицы, между проезжающими мимо машинами и автобусами, мигающими огнями неоновой рекламы, и при виде первых предрождественских украшенных витрин с души Дерии падает камень весом в тонну. Кажется, никто уже не преследует ее. И тем не менее, а также потому, что из-за распухшего колена она сильно хромает, она подзывает к себе такси.

— Добрый вечер.

— Тяжелый был рабочий день.

— Я это знаю.

— Обо что-то споткнулась и упала.

— Ах да, иногда такое бывает неожиданно.

— Некоторые дни можно действительно вычеркнуть из календаря.

— Похолодало, правда?

— Да, очень, действительно неуютно. Приятного вечера.

И хотя действительно никто больше не шел вслед за ней, и никто не преследовал ее, и она закрыла входную дверь, все окна, и опустила жалюзи, до самого рассвета Дерия лежит и не может уснуть. Ей бьет озноб, и она размышляет.

— Сегодня вы все сделали очень хорошо, — сказал он и ласково улыбнулся.

Его пациентка скривила губы. Она тоже попыталась улыбнуться, однако он знал, насколько тяжело это сделать в ее ситуации.

— Ну, хорошо. Не надо сейчас делать вид, что все в порядке.

Словно отпущенные на свободу, по ее искаженному лицу покатились с трудом сдерживаемые слезы. Как прекрасно она выглядела, когда только пришла сюда. Волосы имели шелковистый блеск, их удерживала заколка, маленькие неровности на коже лица прятались под косметикой, губы были накрашены помадой ненавязчивого цвета персика. Она действительно была гением в умении превращения себя в произведение искусства — безукоризненная и неприкасаемая.

Теперь же эта пациентка сидела перед ним с всклокоченными волосами, стертой косметикой, а помада собралась в маленьких складочках ее губ. Она была такой прекрасной, что захватывало дух, и у нее была такая власть, словно в момент, когда раннее утро вытесняет ночь. Вот такой он хотел видеть ее, чтобы обосновать свое решение. Однако сейчас сомнений больше не было. Заколка все еще лежала на столе, и он надеялся, что она забудет ее взять. Он очень любил такие маленькие безобидные сувениры.

— Сегодня вы сделали очень большой шаг вперед. Вы можете гордиться собой.

Она взяла бумажный платок из коробки на столе и промокнула слезы.

— Я не чувствую себя так, словно есть причина чем-то гордиться.

— Потому что вы плачете? Это все в порядке. Это помещение — защищенное место, в котором позволительно быть слабым, чтобы добраться до цели. Чтобы заплакать, нужно было сделать усилие над собой, разве не так?

Она всхлипнула и кивнула.

— Ну вот видите. И вы с этим справились.

Он встал с плетеного кресла:

— А теперь оставлю вас одну. Оставайтесь здесь так долго, как хотите. Вы можете даже принять ванну, вы же знаете, где она находится. Значит, следующий прием будет в пятницу, остаемся при этом?

— Да, большое спасибо, — ответила она.

Он остановился, чувствуя, что в воздухе повис какой-то вопрос, которого она еще не задала.

— Знаете, я уже несколько недель прихожу к вам…

— И делаете поразительные успехи.

— Да, в этом я как раз не сомневаюсь. Меня только удивляет. Что мы… что мы…

Он еще раз сел напротив и кивнул, подбадривая ее.

— Я ведь изначально пришла сюда из-за своего мужа, — тихо сказала она, — но мы так и не начали говорить о нем.

— Это все нормально. — Он снова улыбнулся. — Всему свое время. Вы пришли сюда не из-за своего мужа. В первую очередь вы пришли сюда ради себя.

«И, кроме того, сердце мое, я и без тебя уже знаю о твоем муже все, что должен знать».

— Дерия, как ты выглядишь? Что случилось?

Симона — коллега Дерии по кафе — озадаченно смотрит на нее. Дерия может ее понять. Она попыталась скрыть шрамы, кровоподтек на лице, круги вокруг глаз и покрасневшие от бессонницы веки косметикой, но от этого получилось еще хуже. Так что она, в конце концов, все смыла. У нее такой вид, будто она всю ночь проплакала. Словно жертва домашнего насилия.

— Я по дороге домой споткнулась и упала, — говорит она.

Звучит это вяло, и она сердится на саму себя. Хотя Симона и замужем, но, за исключением своего мужа и Тони, каждый мужчина в мире кажется ей потенциальным преступником-насильником, и она редко это скрывает. Как и ожидалось, она критически поднимает бровь с пирсингом и рассматривает Дерию так, словно обладает экстрасенсорными способностями.

Наверное, она считает себя женщиной — детектором лжи и тайно носит кепи с буквой L, перечеркнутой красной линией.

— Что бы ты ни думала, — бормочет Дерия, — это не так. У меня нет даже любовника.

Симона, застигнутая врасплох, пожимает плечами и говорит:

— Это твое дело, Дерия, меня это не интересует, — и отворачивается.

Проклятье. Это было лишним. Симона ничего не сказала, хотя по ее лицу, как в открытой книге, можно было прочитать все. Дерия ненавидит свою тонкокожесть, из-за которой она часто, как по рефлексу, становится надменной. Наверно, причиной тому нехватка сна. Дерии хочется извиниться перед Симоной, но тут в кафе входит группа болтающих между собой школьниц и Дерия хватает свой фартук, повязывает его и идет принимать заказы.

И лишь когда вечером в кафе становится немного спокойней, при полировке бокалов у нее появляется возможность еще раз поговорить с Симоной.

— Перед этим, — говорит Дерия, — я не то имела в виду.

Симона даже не смотрит на нее.

— Мне очень жаль, правда. Я отреагировала слишком бурно.

— Ты знаешь, Дерия, с тех пор как ты здесь, мы пытаемся принять тебя в нашу команду. — Симона откладывает в сторону полотенце для посуды. — Что бы мы, как коллеги, совместно ни предпринимали, мы всегда приглашаем тебя. Однако ты никогда никуда не ходишь с нами.

— У меня есть вторая работа.

— Да, а у нас, остальных, есть дети, партнерши, партнеры, собаки, бабушки, за которыми нужен уход, и целая куча других обязательств. И тем не менее мы с этим справляемся. Мы много раз предлагали устраивать встречи так, чтобы было удобно тебе, но ты не задерживаешься даже на четверть часа дольше, чтобы выпить с нами. И как только кто-нибудь что-нибудь тебе говорит, что не касается погоды, ты тут же замыкаешься в себе.

Симона смотрит на Дерию, и вид у нее очень озабоченный. Большие участливые глаза придают ей печальный вид, словно ей действительно не все равно. Дерии хочется отвернуться, она чувствует, как в ее душе вырастает стена, а из бойниц уже готовы вылететь слова в свою защиту. Вместе с тем ей становится жалко, что Симона из-за нее чувствует себя несчастной. По крайней мере хоть немного, потому что Симона на самом деле далеко не такая несчастная. Но не из-за нее. Все это — только фасад.